Кейси Марс - Молчаливая роза

— Пожар… — произнесла она, забыв о том, что говорит вслух.

— Вам папа рассказывал об этом? — тихо спросил Алекс.

— Немного. Я была в Стаффорде и видела, что осталось от дома.

— Видели?

— Да… Я провела ночь в гостинице. — Она пыталась говорить спокойно, но внутри все сжалось от страха.

Алекс нервно облизал губы.

— Это было страшно.

Девон делала вид, что изучает рисунок, — подносила его к свету, рассматривала под разными углами.

— Да… Могу себе представить…

А потом она обратила внимание, что этот рисунок не последний. Стоило перевернуть страницу, как у нее сжалось сердце и перехватило дыхание. Здесь было изображено то же, что и на предыдущем, но у дома уже обвалилась часть крыши. Языки пламени так же неистово рвались ввысь, однако на сей раз в них было нечто иное. Лицо человека.

— Что это, Энди? — Она указала на неясное, но безошибочно узнаваемое изображение.

— Это что-то… — Он закусил нижнюю губу.

— Что-то, что тебе захотелось нарисовать?

Он кивнул.

— Да.

— Это хорошо. Считается, что художник должен выражать себя.

— Правда?

— Да. Считается, что он изображает на холсте свои внутренние чувства. Или, как сейчас, на листе альбома для рисования. — Она опустила альбом и внимательно посмотрела на Алекса сверху вниз. — Ведь именно поэтому ты и нарисовал пожар, верно?

— Да.

— Значит, в ночь пожара ты видел в пламени человека?

— Я только думал, что видел.

— Почему ты так говоришь? — Девон опустилась на стул рядом с его креслом. — Может быть, ты действительно что-то видел.

Внезапно лицо мальчика стало настороженным. Он покачал головой.

— Мне это только показалось… когда на меня упало бревно.

— Это тебе папа сказал?

— Нет, но он тоже так думает. Так говорил доктор Мейерс, а теперь и док гор Реймонд. Сестры тоже так думают… и вообще все.

— Доктор Мейерс? — Джонатан упоминал эту фамилию…

— Ага. Папа попросил его осмотреть меня после пожара. Он детский псих… психо…

— Детский психолог? — подсказала Девон.

— Ага. Как доктор Реймонд.

— Понимаю. Значит, и доктор Мейерс, и доктор Реймонд говорили, что человек в огне тебе просто приснился?

Он кивнул.

— А этот человек говорил с тобой?

Алекс закусил губу до крови. У Девон разрывалось сердце. Ей хотелось утешить ребенка, сказать ему, чтобы он не вспоминал об этом. Но нужно было узнать правду. Что-то — может быть, подавленный женский инстинкт — подсказывало ей, что мальчик жаждет поделиться своей мучительной тайной.

— Мне это только приснилось.

— А во сне… он что-то сказал тебе?

Он кивнул.

— И что же это было?

— Я не помню.

Не повышая голоса, она потянулась и взяла его за руку.

— Ты уверен, Энди? Или тебе просто не хочется вспоминать?

— Они хотели, чтобы я забыл про все. Раз это был только сон…

Ей не хотелось подталкивать его, но второго такого шанса могло и не представиться.

— Я сама видела точно такой же сон. — У него были ледяные пальцы… — И все люди говорили мне то же самое. Велели мне забыть его, но я не могла. Я старалась… очень старалась, но не могла. И до сих пор не могу.

Слезы проступили на голубых глазах Алекса и тихо заструились по его бледным, впалым щекам. Девон почувствовала, что рука ребенка напряглась.

— И я тоже не могу, — прошептал он.

— Ох, Алекс… — Когда Девон придвинулась и обняла мальчика, тонкие детские руки обвили ее шею и ребенок прижался к ней. Он тихо плакал, изо всех сил пытаясь сдержаться. Маленькое тело дрожало от судорог.

— Все хорошо, милый. Все правильно. Может, никому из нас и не надо было ничего забывать. Может быть, это вовсе не сон, а самая что ни на есть правда.

Она ощущала, что мальчик качает головой.

— Это был сон, — пробормотал он, уткнувшись ей в плечо.

— Они не могут знать этого, Алекс. Их там не было. Это можем знать только мы с тобой.

Алекс сделал слабую попытку отстраниться.

— Вы правда так думаете?

— Так могло быть. И я верю, что это было на самом деле.

— Человек в пламени… он говорил, чтобы я остался. — В его голосе звучала жгучая боль и слышалась нота отчаяния. — Вокруг меня все было в огне, а он говорил, чтобы я никуда не уходил. Я плакал… Я ужасно боялся. Дым был такой густой и черный… он начал меня душить.

— А где была твоя тетя Стелл?

— Она лежала на полу и ползла ко мне. А потом она остановилась… Я думал, она задохнулась. — Алекс поднял глаза. — А человек в пламени… он продолжал умолять меня остаться. Я не хотел, но не мог уйти. Пытался, но не мог. А потом упала балка, и… и все. Я проснулся в «скорой помощи». И папа там был… Он плакал. Он никогда-никогда не плачет, но тогда плакал.

Смаргивая жгущие веки слезы, молодая женщина снова обняла малыша.

— Все правильно, Алекс. Иногда взрослые ошибаются. Иногда они не верят тем, кому можно и нужно верить.

Он вытер щеки тыльной стороной ладони.

— Вы верите этому? Правда верите?

— Да, верю.

— Но почему же тогда тетя Стелл ничего не видела? Если я мог видеть его, почему не могла она?

— Точно не знаю, но догадываюсь. Самое главное на свете — это то, во что веришь ты, а не то, что говорят тебе другие, о'кей?

Он кивнул. Худенькое тельце расслабилось.

— Только не говорите папе, что я вам рассказал.

Девон нежно улыбнулась, не обращая внимания на комок в горле.

— Не скажу.

— А завтра опять придете? — Он говорил таким тоном, словно боялся, что этот рассказ может отпугнуть ее.

— Конечно, приду. Мы же должны исправить твой рисунок, чтобы его можно было вставить в рамку и успеть до Рождества.

— Как вы думаете, папа когда-нибудь возьмет меня на яхту? — Только этот быстрый переход от предмета к предмету напомнил ей, что Алекс еще совсем маленький.

Девон думала о том, что когда-то Джонатан очень любил плавать под парусом, думала о прикованном к креслу Алексе и пыталась сообразить, рискнет ли Джонатан взять ребенка на морскую прогулку. Сможет ли он понять, что иногда стоит рискнуть? Она постаралась, чтобы голос ее звучал легко и непринужденно.

— Думаю, возьмет, если ты скажешь ему, что очень хочешь этого.

Алекс надолго задумался.

— Может, я и попрошу его… после того, как подарю ему картинку. — Но видно было, что он не слишком верит в такую возможность. Не больше, чем она сама.

— Хорошая мысль. — Девон оглядела больничную палату. Две узких кровати, застеленных яркими пледами, плиссированные шторы на окнах, плакаты с самолетами, которые Алекс приколол к стенам… Как бы ни пытались врачи сделать комнату веселее, было видно, что здесь живет одинокий ребенок. Его мать умерла, а отцу не позволяли слишком часто навещать сына. То, что ему нравился сосед по палате, что сестры были дружелюбны, а персонал заботлив, не меняло дела. Ничто не могло заменить мальчику дом.