Ирина Ульянина - Все девушки любят опаздывать

Я старалась заняться делом: просматривала новые, поступившие за два дня факсы, — их набралось столько, что хватило бы на оклейку нашего кабинета. Я старалась вчитаться, вдуматься и взвесить достоинства и недостатки кандидатов на весах профессиональной пригодности. Но эффективность моей деятельности была нулевой, потому что на самом деле я думала только о подлом транспортнике, озабоченном перевозкой новогодних грузов: пиротехники и серпантина. Каков хамелеон! Хитрое, изворотливое чудовище! Только сейчас я догадалась, почему он припарковал свой «форд» подальше от входа в офис — в укромном переулке. Боялся, чтобы Илона Карловна не заметила, как мы страстно обнимаемся!..

— Юлька, сделай паузу, скушай «Твикс»! — дернула меня за хвостик Сизикова. — Пошли пообедаем.

На часах было половина первого. Я очень боялась не успеть и опоздать сделать нечто важное и потому ответила:

— Ленуська, идите без меня. Дел невпроворот, все так запущено…

Ленуська ушла, а я направилась в бухгалтерию, где смачно жевала бутерброд с вареной колбасой, роняя крошки на бланки расходно — приходных ордеров, наша кассирша Ольга Михайловна.

— Чего — то ты скверно выглядишь, Юля, совсем с лица спала, — беззлобно заметила она.

— Это из — за того, что деньги кончились. Абсолютно ни гроша. — Я вывернула карман джинсов, как это сделал однажды мой дружок Саня, и продемонстрировала, насколько он пуст. — Приходится голодать. К тому же карточка на метро закончилась. Мне нужен аванс, Ольга Михайловна, иначе я загнусь!

— Ну ты же знаешь, у нас и аванс и получка строго по графику. — Ольга Михайловна от сострадания ко мне чуть не подавилась. — Сходи к Илоне Карловне, если она разрешит, я, конечно, выдам.

— К Илоне Карловне не могу, — чистосердечно призналась я и опустилась на стул перед кассиршей. — Начальница меня недолюбливает…

— Бутерброд будешь? — Кассирша, не дожидаясь ответа, подвинула мне хлеб с пластиками сервелата и налила в кружку чая.

Бутерброд я уплетала с такой жадностью и скоростью, что и вечно голодному фотографу Александру Анисимову вряд ли удалось бы меня перещеголять. На Ольгу Михайловну мой завидный аппетит произвел удручающее впечатление — вздохнув, она вытерла руки бумажной салфеткой и открыла сейф. Отсчитала тощую пачку сотенных купюр:

— Держи, тут тысяча рублей. Выдаю тебе на свой страх и риск, в долг, без росписи. Старайся тратить экономно: аванс будет только через неделю. А то знаю я вас, молодых! Транжирите денежки на всякие глупости, тряпки да косметику, по клубам шляетесь, а потом плачетесь. Вот лично я, пока замуж не вышла, всегда при деньгах была, еще маме посылала, подругам взаймы давала и в отпуск в Сочи умудрялась ездить!

— О, Сочи!.. — уважительно, желая потрафить отзывчивой кассирше, повторила я, косясь на последний бутерброд. Но им Ольга Михайловна не пожертвовала. Она заняла меня бесконечно нудным рассказом про то, как бережно хранила деньги в Сочи: лишнего чебурека себе съесть не позволяла, жила в развалюхе далеко от моря.

Я слушала и одобрительно кивала, хотя не понимала прелести подобного аскетизма. Как только Ольга Михайловна закончила свое нравоучительное повествование, я обрадовалась и ринулась к двери, успев выкрикнуть:

— Спасибо вам. Кстати, кто не рискует, тот не выигрывает! С меня — шампанское!

…От троллейбусной остановки до больницы я мчалась как угорелая. В ушах свистел ветер, но и сквозь ветер в голове гремели реплики, слышанные от Димыча: «Надеюсь, ты не проболталась, что видела жену Крымова в доме Ярцевых?!», «Забудь это имя, если не хочешь стать следующей жертвой!..» Ну конечно, они заодно: Андрей, Димыч, Гриня, Маркел, Красновы! Всем хочется урвать свой куш от никелевого капитала, ради чего всего — навсего требуется разделаться с Сашей, со мной и с Кириллом — с соучастниками и невольными свидетелями грехопадения Аллы!

— В какой палате лежит Александр Анисимов? — налетела я на медсестру, дежурившую на посту хирургического отделения.

— У нас сейчас тихий час, к нему нельзя, — попробовала она остановить меня.

Как бы не так! Я была способна смести и более серьезную преграду: деревянный забор, оловянный заслон, стекло и бетонную стену! Я побежала по коридору, распахивая настежь все попадавшиеся на пути двери. Медсестра бежала следом, закрывая их за мной и вереща:

— Остановитесь, девушка, не хулиганьте! В седьмой палате ваш порезанный!

…Саша спал. Лицо бледненькое, синенькое, желто — зелененькое, но такое свойское, милое и родное, что я не удержалась и чмокнула его в щеку, обросшую русой щетиной.

— Санчо, я пришла, очнись!

— А? — открыл он затуманенные глаза, затрепетал белесыми ресницами.

Знаем мы эти штучки, проходили! Сначала в упор не узнает, потом лезет обниматься и называет невестой… Я сказала ему:

— Санька, раз ты выжил, значит, будешь жить теперь долго — долго.

— Юленция, — слабо отозвался он, — опять у тебя по моей милости неприятности… так хреново!

— Чего же ты, десантник, какому — то вшивому дворнику на нож прыгнул? — упрекнула я его.

— Да я сначала не открывал, — объяснил Анисимов, — разоспался, вставать было в лом. Думаю, у тебя ключ есть, а остальные пусть идут лесом… Но он упорный, падла, оказался. Звонил и звонил, сказал из — за двери, что ты попала в аварию, а когда я открыл, пшикнул в морду из газового баллончика. Ну я и вырубился. Дальше ничего не помню. Вроде опять уснул, и мне снилось, будто мы с тобой… это… ну… сексом занимаемся.

— Черт, — вознегодовала я. — Давай не будем о сексе. Ненавижу секс!

— Ладно, проехали… — согласился он.

Анисимов разговаривал с большим трудом: он казался слабее новорожденного мышонка, лягушки, неведомой зверушки, но я все — таки слово за слово вытянула из него подробности, которые он утаил. Оказывается, снимки Санчо «удачно слил» агентству, обещавшему перечислить гонорар на банковский счет. Фотографии опубликовали три издания, все — под разными подписями, а Санькин счет остался пустым.

— Пусть Крымов теперь с этими газетами и судится, а с меня взятки гладки, — рассуждал раненый папарацци, еле шевеля губами и щуря тусклые глаза.

Чувствовалось, что ему очень больно. Но мне уже было не до сострадания, я распсиховалась:

— Ты сам — то понимаешь, какой ты простофиля?! Лишился камеры, здоровья, денег! И ради чего?

— Кончай орать, Юленция, косяки у всех случаются, — покривился горемыка и попытался хорохориться: — Фигня — война, главное — маневры! Зато я тебя нашел…

— «Зато-о», — передразнила я. — А дальше что?

— Ну… — не находил он аргументов, только кряхтел.

— Дурень, ты по — прежнему хочешь на мне жениться?

— Неужели согласишься?