Ирина Щеглова - Роковая строфа

Он ощущал себя как бы родившимся заново, но в то же время, ему сохранили прошлую память. Эта палата – как большой кокон, пока еще оберегала его, скорлупа ждала, когда он наберется сил и будет готов к новой жизни.

Она была там, шумела и бурлила, врывалась в его замкнутый мирок тревожными звуками и голосами. Борис чувствовал ее каждой клеткой своей кожи, он ждал ее и, в то же время, боялся.

Дверь тихонько приоткрылась, в палату бесшумно скользнула Маша и замерла, видимо подумала, что он спит.

Борис повернул голову, улыбнулся:

– Проходи, сестренка.

Маша сразу же бросилась к нему, склонилась, коснулась щеки теплыми губами.

– Колючая, – сказал Борис.

– Здравствуй, родной, – шепнула Маша, – как ты сегодня?

– Твоими молитвами, – ответил брат.

– Не шути этим, – попросила Маша.

– А я и не шучу, – он погладил ее по склоненной голове, – я действительно думаю, что тебе покровительствует какой-то великий Святой. Иначе, как можно объяснить мое выздоровление? Только чудом!

Маша выпрямилась и внимательно посмотрела на брата, но, не заметив в его глазах насмешки, она согласилась:

– Знаешь, я тоже так считаю, – призналась она. – Я несколько раз ездила в Лавру, молилась, горячо молилась о твоем исцелении…

– И была услышана, – закончил за нее Борис.

– Похоже на то.

– Кстати, с отцом Варнавой виделась? – спросил Борис.

– Ты помнишь его? – обрадовалась Маша, – конечно, виделась. Он очень рад, что ты пошел на поправку. Столько хороших слов говорил о тебе!

– Вот видишь, какие у меня заступники! – воскликнул Борис.

Маша придвинула стул поближе к кровати и присела.

– Знаешь, кого я встретила в Лавре? Твоего бывшего охранника…

– Неужели? – Борис наморщил лоб, – это которого же?

– Ивана Берестова помнишь?

– Честно говоря, – не очень, – сознался Борис, – он давно у нас работал?

– Да, он уволился почти в то же время, как ты познакомился с Андреем, – напомнила Маша.

– Давненько, – вздохнул Борис, – и что же он делал в Лавре, этот Иван Берестов?

– Он там учится, представляешь!

– Да-а, – протянул Борис, – как там звучит пословица? Пути Господни неисповедимы…

– Представляешь, – начала рассказывать Маша, обрадованная интересом брата, – я его почти сразу узнала, хоть он и изменился, и одет соответственно. Но, все равно, глаза у него знаешь, такие потрясающие, добрые глаза. Он, как меня увидел, сразу подошел. Оказывается, он успел уже семинарию окончить, а теперь студент академии, последний курс!

– В монахи, что ли собрался податься? – переспросил Борис.

Маша пожала плечами.

– Он женат? Наверняка – нет. Если бы был женат, то уже служил бы. У них так положено.

– Не все женятся сразу, многие идут учиться дальше, – сказала Маша.

– Послушай, Машка, а ведь он тебе нравиться? – пытливо всматриваясь в лицо сестры, спросил Борис.

– Ты опять за свое, – Маша густо покраснела.

– Я же вижу! Ну, вот, покраснела, – торжествующе произнес Борис, – конечно, он тебе нравится!

– Ты специально, да? – Маша готова была расплакаться.

Но Борис схватил ее руку, поцеловал ладонь и прижал к своей груди:

– Машка, не обижайся! Ты просто должна была видеть себя со стороны, когда говорила об этом Берестове. Любой нормальный человек сразу бы тебе сказал, что ты влюбилась!

– Перестань! – слезы брызнули из ее глаз. – Если бы знала, ни за что не рассказала тебе! Я думала, ты изменился, а ты! – она отвернулась и стала копаться в сумочке, чтобы найти платок.

Борис растерялся и несколько мгновений смотрел на плачущую сестру, не понимая, чем он обидел ее. Внезапная догадка осенила его, он закрыл глаза и застонал.

– Что? Что, Боренька?! – Маша мгновенно забыла о своих слезах и обиде.

– Какой я кретин! – процедил сквозь зубы Борис.

– Не ругай себя, не надо, – попросила Маша.

– Я знаю, знаю, я чуть не испортил тебе жизнь. Я всегда давил на тебя, вмешивался в твои взаимоотношения с людьми. Я подставил тебя тогда с Андреем. И всегда считал, что знаю, как лучше. Я вел себя преступным, недопустимым образом, а ты всегда меня терпела и молча сносила мои непотребства. Ты – единственный близкий и родной не человек! Ну, прости меня!

– Боря, не волнуйся! – Маша быстренько вытерла слезы, снова склонилась к брату и принялась гладить его по голове, – тебе вредно волноваться, я прошу тебя, успокойся! Это я во всем виновата, нашла на что обижаться… ты пошутил, я знаю.

– Маша, – Борис пристально посмотрел на сестру, – Маша, не надо со мной, как с больным ребенком.

– Не буду, – пообещала Маша. – Забудем этот разговор.

– Забудем, – согласился Борис.

Они помолчали некоторое время, потом Маша вздохнула и сказала:

– Он мне действительно нравится.

– Я рад за тебя, – отозвался Борис.

– А расстроилась я потому, что не знаю, хочет ли Иван остаться в монастыре. Потому что, если он действительно решил уйти от мира, то я не имею права даже в мыслях думать о нем, как о мужчине, понимаешь?

– Маша, я в этих вопросах не силен, – вздохнул Борис, – поговорила бы ты лучше с отцом Варнавой.

– Вероятно, ты прав, – неожиданно для Бориса, сестра согласилась с ним.

Маша и не подозревала о том, что Иван Берестов давно и, как ему казалось, безнадежно влюблен в нее.

Все эти годы он пытался забыть свою любовь, изгнать из своей памяти. С самой первой встречи, с первого взгляда Иван знал, что эта девушка – его вторая половинка, и никто не сможет занять ее место в сердце молодого человека. Его робкая любовь, безмолвная, созерцательная, была направлена только на то, чтобы Маша была счастлива. Он был рядом до тех пор, пока в жизни девушки не появился Андрей. И тогда Иван решил, что он не имеет права дольше оставаться в доме Шахматовых. Но за то время, пока он общался с Машей, Иван полностью переменился. Если раньше его мечты и стремления не простирались далее тихой семейной жизни, то на момент ухода от Шахматова, Иван Берестов твердо знал, что ему делать дальше.

Иван воспитывался в большой православной семье, у него было два брата и две сестры. Теперь они жили со своими семьями в разных городах. Мать и отец – пенсионеры, вели довольно активную жизнь, они помогали своему Храму, участвовали в различных мероприятиях, организуемых приходом. Мама огорчалась от того, что никто из ее детей не посвятил себя служению Церкви. Поэтому, когда Иван сообщил родителям о своем решении поступать в семинарию, они, конечно, обрадовались и всячески поддержали его. Иван окончил семинарию, но так и не женился. Он попросил благословения на дальнейшую учебу уже в Духовной Академии.

В семье стали думать, что их сын и брат решил стать монахом. И, хотя разговоров на эту тему не велось, родители, втайне гордились Иваном.