Ирина Щеглова - Роковая строфа

Отцу, естественно, доложили.

Вечером он спросил, зачем это его дочь ездила в такой весьма не престижный район.

– Однокурсница заболела, – не моргнув глазом, соврала Рита. Мгновенно вспомнила Андрея и покраснела.

– И что же, ее не оказалось дома?

– Наверное, ушла в поликлинику. – Пролепетала Рита.

– А позвонить ты не догадалась?

– Это что – допрос?! – взвилась дочь.

– Я просто спросил… Кстати, мой партнер открывает новый клуб, было бы неплохо, если бы ты смогла поприсутствовать.

– А если я откажусь?

– Это твое право. Но ты мне очень помогла бы. Если я пойду один – это будет выглядеть не совсем… а если с посторонней женщиной, то просто неприлично. Могут пойти всякие сплетни, пресса не дремлет. Мне сейчас это ни к чему. Сделай одолжение, давай сходим.

Рита не смогла отказать отцу в таком пустяке.

– Как быстро растут детки! – съязвил Борис Петрович, бросая на заднее сиденье несколько газетных листов. Он явно был не в духе. Андрей, уже привыкший к резким перепадам настроения шефа, промолчал. Он знал, что если Борис захочет, то объяснит свое раздражение; а нет, так нет. Хозяин, как говориться – барин.

Шеф, как обычно, уселся рядом с Андреем.

– В контору, – скомандовал.

– Доброе утро, – спокойно поздоровался Андрей.

– Доброе, доброе…

Некоторое время Борис молчал, думая о чем-то своем, но потом, кивнув на газеты, сказал:

– Видал? Золотая молодежь резвиться.

Андрей только пожал плечами.

– Да знаю я, что тебе на это наплевать. Просто, одна из этих девочек – дочь моего старого друга. Ребенок, в сущности. Я ее можно сказать, с младенчества знаю. Нет, ты подумай! Не успеют сопли высохнуть, они уже по клубам. Не впрок папашины деньги, ох, не впрок!

– Вы ведь тоже на дискотеки бегали, – заметил Андрей, – какая разница…

Борис неожиданно расхохотался.

– И, правда! Скажешь, старый брюзга! Нет, это я так…

Когда Борис Петрович скрылся в дверях офиса, Андрей, от нечего делать, открыл газету. Огромная фотография со смеющейся Ритой и двумя облапившими ее хлыщами бросилась ему в глаза. Подпись гласила: «Детки олигархов резвятся на открытии нового клуба». Андрей медленно сложил газету и осторожно положил ее на место. Потом он закрыл глаза и несколько секунд сидел так, откинувшись на сиденье.

– Рита, Рита, маленькая глупая девочка, – шептали его губы, – что с тобой теперь стало…

Весь оставшийся день Борис был доброжелателен, вспоминал их совместный обед в Завидово, хвалил Андрея за то, что он смог понравиться его близким:

– Машку ты просто потряс своими познаниями в древнерусской истории. Я-то в этом ничего не понимаю, но она, поверь мне, если кто ее заинтересует… В общем, все эти рассуждения о Гиперборее, былинных богатырях. Знаешь, я даже поспорил тут кое с кем о могиле Ильи Муромца. И, ты оказался прав! Действительно, говорят, что она в Киеве. Считай, что прошел испытание!

– Спасибо, – немного смутился Андрей.

– Да за что спасибо? За твои знания? Нет, брат. Это я все к тому тебе сказал, что Маша просила тебе передать: ты можешь пользоваться ее библиотекой. Видал собрание, а?

– Вот, за библиотеку, действительно, огромное спасибо, – серьезно сказал Андрей, – потрясающая библиотека.

Борис Петрович улыбнулся:

– Маша правильная девушка. Она без матери рано осталась. Мы с ней – сироты. Так-то, Андрей. Ее тетка воспитывала, жена Алексея Борисовича. Своих детей у них не было. Так что, пока мы с дядькой деньги зарабатывали, Машу я почти не видел. Натерпелись они, конечно. – Борис вздохнул. – Зато теперь я ни в чем ей не отказываю. У нее хоть и домашнее образование, но она сто очков вперед даст любому дипломированному специалисту. Тетку жалко, рано она ушла. Не успела жизни порадоваться. Да и Алексею Борисовичу без нее скучно, сдавать стал старик. Да… – Ну, не будем грустить! – встрепенулся Борис. – Значит, в следующий выходной поедем к нам?

Андрей, хотя заранее обещал родителям приехать, неожиданно для себя согласился.

Выходные выдались дождливыми. Похолодало. На клумбах у дома доцветали осенние последние астры. Собаки выскочили под противную мелкую морось, кинулись к хозяину, между делом обнюхали Андрея, ткнулись холодными носами в ладони. Маша стояла под большим черным зонтом и улыбалась. Андрей улыбнулся ей навстречу.

В доме было тепло, сухо и уютно, той вечерней, деревенской уютностью романов 19 века. Сама Маша казалась тургеневской девушкой, по ошибке надевшей джинсы, но от этого еще более милой.

После ужина они уединились в библиотеке, где Маша рассказывала о своих новых книжных приобретениях и о старинных своих любимцах.

Андрей, ни на минуту не забывая о том, что рассказал ему Борис, спросил Машу, словно невзначай, хорошо ли она знает Соболева.

– Соболева? – переспросила Маша, – это, какого? Телемагната?

Андрей принужденно рассмеялся:

– Владельца заводов, газет, пароходов… Он, если не ошибаюсь, дружен с Борисом Петровичем.

– Дружен? Вовсе нет. У них были какие-то дела, несколько лет назад, вот и все.

– То есть Вы с ним не знакомы? – уточнил Андрей.

– Называй меня, пожалуйста, на ты, – просто попросила Маша. – Нет, я с ним почти не знакома. Если не считать нескольких случайных встреч.

– Странно, – произнес Андрей, – почему же твой брат переживал за дочь этого Соболева…

– Он за всех переживает, – рассмеялась Маша. – Характер у него такой – переживательный.

За окнами потемнело. Дождь усилился. Он шумно бил по стеклам, точнее стеклопакетам; шум его заглушался изоляцией, система климатического контроля поддерживала необходимую для человеческого комфорта температуру и влажность, золотистые тона натурального дуба, обивки, гардин, паркета создавали непередаваемую атмосферу утонченного аристократизма. Здесь везде царила Маша: ее руки, ее ум, ее фантазии и ее настроение.

Борис тихонько приоткрыл дверь библиотеки, увидел две склоненные над каким-то древним фолиантом головы, и так же тихо прикрыл ее. Постоял немного в полумраке коридора, подумал и удалился бесшумно, словно его здесь не было.

Нет, Борис Петрович Шахматов не был человеком с «переживательным характером». Здесь его сестра, конечно, преувеличивала. Он был, скорее, типичным представителем своего времени. А время было жестким, даже жестоким. Время заставляло стать расчетливым, уметь защищаться и выживать. Борис считал, выживал и защищался. Благодаря всем этим качествам, да еще отсутствию жалости к себе и присутствию житейского практицизма, Борис Петрович стал тем, кем стал.

Когда в глупейшей автокатастрофе погибли родители, Маше едва исполнилось восемь, а Борис служил в Монголии, в части, командиром которой был Алексей Борисович – дядя полковник.