Светлана Богданова - Рыба фугу по-русски

Ангелина разогналась и неслась по пустынной ночной дороге, как заправский автогонщик. Ощущение кайфа было запредельным и неописуемым.

Голубев топтался возле будки вахтеров у ворот для въезда служебных машин. На прикрученной проволокой к сетчатой ограде табличке значилось, что посторонним вход категорически запрещен. Но, видимо, Голубев обладал волшебным даром воздействия на женщин любого возраста, потому что при появлении долгожданной машины он постучал в освещенное окошко, и толстая тетка в ватнике немедленно вышла отпирать ворота. Она улыбалась так, как будто встречала героев-освободителей, вступивших на порабощенную врагами землю.

Ангелина въехала на территорию засекреченного института и притормозила, поджидая воркующего с теткой Голубева. Илья Андреевич на прощанье приобнял вахтершу и сел рядом с Ангелиной.

— Ну до чего ж у нас все-таки душевный народ, — вместо приветствия поделился он своими впечатлениями.

— И во сколько вам обошлась подобная душевность? — скептически осведомилась разрумянившаяся от холода Ангелина.

— Да Господь с вами, Ангелина Станиславовна! — отмахнулся Голубев. — Не все в жизни меряется деньгами! А как же человеческий фактор? В этом заведении каждый камень вашего Анатолия знает, — перефразировал крылатое выражение Илья Андреевич. — И не только камень, но и сотрудники знают, помнят и хранят от нем светлую память… Ой куда-то не туда меня занесло… Да и вы не гоните, сейчас налево, там въезд под козырек, у последней двери остановитесь.

— Правильно? — Ангелина свернула в темный квадратный двор и включила дальний свет. — Как же вы, Илья Андреевич, отсюда выбрались? Я бы, наверняка, лоб себе расшибла… Ничего ж не видно…

— Так меня тетя Зина с фонарем провожала. Она обход территории делала, мы с ней побеседовали о том, о сем, чайку в будке погоняли, вот время и пролетело незаметно… — отчитывался Голубев. — Вы из машины не выходите, я сейчас к вам подойду, а то, неровен час, снова поскользнетесь. Мой швейцар как увидел вас, ползущей по льду с прикушенной до крови губой, решил, что вы, извините за выражение, на голову нездоровы. — Голубев обежал машину, распахнул перед Ангелиной дверцу и крепко сжал ее локоток.

— Я не губу прикусила, а язык, — сообщила ему Ангелина. — А вы не жмите меня за локоть так сильно, я, когда падала, бок отбила, ваш кулак мне как раз в больное место упирается…

— Простите, — Голубев отдернул руку.

У Ангелины тут же разъехались ноги, и она снова вцепилась в Голубева.

— Я думаю, эскулап простит меня за то, что я обнимал его невесту, но это единственный способ уберечь вас от травм, — крепыш Голубев легко подхватил взвизгнувшую Ангелину на руки и занес внутрь. — Все препятствия позади, но здесь ступеньки, спускайтесь осторожно, — он поставил ее на ноги.

— Спасибо за заботу, но я не маленькая. Просто я забыла, что у кроссовок подошва скользкая… Я торопилась… А с вами Анатолий уже о чем-нибудь говорил?

— Нет. Я и словом с ним перемолвиться не успел, — Голубев следил, чтобы Ангелина не споткнулась на крутых ступеньках. — Он дал мне указания встретить и провести вас к нему, а сам умчался с бывшим сослуживцем какие-то истории болезни перечитывать.

Только теперь Ангелина догадалась, куда занесла ее судьба. Это был тот самый институт, в котором когда-то подрабатывал ассистентом профессора ее Анатолий. Возлюбленный честно выполнял данное ей обещание и выяснял все подробности о диагнозах Ларисы и Шурика Клячко.

Голубев и Ангелина спустились в подвал, где размещалась лаборатория. В полумраке Ангелина смогла рассмотреть вполне современный ремонт и массивные двери, скрывающие от любопытных глаз чужие тайны, заключенные в стеклянные пробирки.

Инкрустированные флакончики, одинаковые, как братья-близнецы, стояли на оцинкованном столе. Ангелина приблизилась и протянула к ним руки.

— Не смей! — закричал ураганом ворвавшийся Анатолий. — Илья, шалопай, ты каким местом меня слушал?! Я же приказал ждать возле двери!

— А что ты на меня орешь? — возмутился Голубев. — Я мирно спал на топчане, ты меня растолкал, надавал указаний, могло же у меня спросонья что-нибудь из головы выскочить… И это вместо благодарности… — укорял друга Илья.

— Милый, ты не прав, — вступилась за Голубева Ангелина. — Илья Андреевич и так уделил нам столько времени и внимания…

— Ребята, помолчите! — оборвал обоих строгий эскулап. — То, что я обнаружил в этом флакончике, — Анатолий указал на левый сосуд, — равносильно смертному приговору. Я, конечно же, перелил яд, но даже капля его крайне опасна. Илья, в твоем ресторане готовят рыбу фугу?

— Разумеется, нет! Мы в русскую рулетку с клиентами не играем! — обиделся за статус ресторана Голубев.

— Илья Андреевич, дорогой! — взмолилась Ангелина. — Расскажите мне все об этой рыбе!

— Я специалист по японским деликатесам, но рисковать ради экзотического блюда чужими жизнями, — нет уж, увольте… Я сам экстре мал и считаю это дело сугубо добровольным! Даже в Японии правительство ввело обязательное лицензирование поваров, занимающихся фатальной кулинарией. И, несмотря на жесткие меры, ежегодно от сего лакомства умирает два-три десятка гурманов: в основном министры, актеры и крупные бизнесмены. Я не разделяю мнения, что такая кончина — удел избранных, о чем свидетельствует дороговизна блюда. Смерть — есть смерть, и отправиться к праотцам, отравившись рыбой-собакой, как ее еще называют, незавидная доля. Тем паче, что она сопровождается полным параличом, за которым часто следуют остановка дыхания и, в лучшем случае, кома.

— Какой кошмар! — ужаснулась Ангелина. — Но почему же тогда в Японии не запретят поедание этого кушанья?!

— Варварские традиции, — вздохнул Голубев. — Азиаты, что с них возьмешь… Их не останавливает даже то, что согласно кодексу чести повар, по вине которого клиент отправился в могилу, должен сделать себе харакири. Так что на том свете есть шанс свидеться и поквитаться.

— Илья Андреевич, — наседала Ангелина, — а вы сами когда-нибудь пробовали это блюдо? Что оно напоминает по вкусу? Стоит ради него рисковать жизнью?

— Нет, Ангелина Станиславовна, — продолжил кулинарный экскурс Голубев, — сам я фугу не пробовал. Приготовление этой рыбки — высший пилотаж поварского мастерства. Опытный специалист знает, сколько яда содержится в каждой части фугу, как нужно ее правильно разделать и где оставить яда ровно столько, чтобы вызвать у посетителей ресторана приятное чувство наркотической эйфории. Чуть дрогнет рука повара, и это экзотическое блюдо станет для них последним. В рыбе фугу ядовито все, от крови до кишок. Особенно токсична печень. А если при разделывании был задет желчный пузырь, то можно смело писать завещание. Я думаю, что любители фугу, выйдя из ресторана живыми, ощущают необычайное чувство признательности судьбе. Наверное, в этом и заключается первостепенный смак экзотического блюда. Во всяком случае, японская пословица гласит: «Тот, кто ест фугу, — глупец, но тот, кто не ест, — тоже».