Лариса Чурикова - Никогда не говори мне «нет». Книга 1

– У тебя была высокая температура. Сначала ты выпил таблетки и ушёл спать, где-то через час я поняла, что таблетки не помогают, и сделала тебе укол. Примерно после двух часов ночи температура начала спадать, и я, убедившись, что у тебя всё хорошо, пошла спать сама.

– Это всё? – бросает он с сомнением.

– Да, – тихо отвечаю я и для большей убедительности пытаюсь улыбнуться.

– Тогда поясни мне некоторые детали. Что означает уксус и водка на столе, а также в чашке возле моей кровати?

– А! – нервно хихикаю. – Как же я забыла! После укола тебе не сразу стало легче, я запаниковала и вспомнила бабушкин способ снять жар – протирать тело раствором уксуса с водкой.

– Я правильно понял: ты стащила с меня одежду и очень близко подошла ко мне?

– Ну да, это облегчило твоё состояние.

– Всё? Больше ничего не облегчало моё состояние? Ты рассказала мне всё?!

– Ну да, всё! Что ещё? – пытаюсь вложить в голос как можно больше уверенности.

– Тогда что ты мне можешь сказать об этом?

Он достаёт откуда-то мой разодранный бюстгальтер. Тот качается у него на пальце вытянутой руки, как тряпка. Я открываю рот и снова его закрываю, не выдавив ни звука. Краснею и опускаю глаза. Ну что я могу об этом сказать? Да и как это можно описать словами?

– Детка, – тихо говорит он, но мне кажется, у меня волосы шевелятся от этого голоса. – В тебе есть хоть какие-то инстинкты? Я имею в виду инстинкты самосохранения. Тебе говорили в детстве, что незнакомые мужчины опасны?

Он встаёт и подходит к дивану, возвышаясь надо мной грозной тучей.

– Какого чёрта ты осталась со мной! – рокочет его голос. – Почему не бежала отсюда сломя голову? Ты кто? Авантюристка? Искательница приключений? Ты понимала вчера, насколько опасно оставаться с мужчиной, тем более если он в невменяемом состоянии? – он не кричит, но в его голосе столько гнева и угрозы, что я сжимаюсь в комок.

Он отворачивается от меня, смотрит в окно, трёт виски, молчит. Я тоже молчу.

– Я тебя изнасиловал? – слышу его глухой голос. В нём чувствуется боль и горечь. Или мне кажется?

Я вскидываю голову, и снова, как рыба, только открываю и закрываю рот от неожиданного и глупого вопроса.

Он поворачивается, смотрит мне в глаза.

– Я насиловал тебя? – снова спрашивает он с нажимом.

– Нет! Что ты, нет, конечно! – ошеломлённо смотрю на него.

– Так, значит, ты добровольно легла с незнакомым мужчиной, находящемся в бредовом состоянии!

Теперь он почти орёт, резко хватает меня за руку, почти выдёргивая с дивана, и тащит на кухню. Я ничего не понимаю, пока мы не оказываемся возле большого зеркала у стены.

– И вот это ты нанесла себе сама? – спрашивает он, показывая на лиловый синяк выше локтя. – Здесь ты тоже как-то умудрилась сама себя изуродовать, – он тащит мою кофточку с плеч, показывая синяки на шее.

– Плечо ты задел случайно, когда метался по кровати, а я пыталась тебя удержать…

– Ты… меня… удержать?!! – переспрашивает он, и я в зеркало вижу, как лицо его кривится, словно от зубной боли, поэтому быстро добавляю, пытаясь остудить его гнев:

– Всё остальное не помню, но больно мне точно не было!

– Да зачем вообще было ко мне подходить и успокаивать! Ты понимаешь, что я мог ненароком убить тебя, а утром даже не вспомнить, как всё произошло. Кто тебя просил всё это делать! Мазохистка ты чёртова!

Нет, с меня достаточно. И это после всего, что я для него сделала! Мог бы ограничиться элементарным спасибо, но обвинять меня! Это уж слишком.

– Да пошёл ты!!! – ору я, выдёргиваю руку, которую он сжимает (теперь синяк будет и на другом предплечье), и, гулко хлопая дверью, выбегаю из дома.

На улице идёт дождь. Не дождь, а ливень. Вот почему в комнате так сумрачно.

Я останавливаюсь во дворе. Полосы дождя больно хлещут по лицу и открытым рукам. Одежда моментально промокает. Но мне всё равно. Любая физическая боль лучше той, что затаилась в душе. Я выхожу на улицу и тут понимаю, что вылетела без сумки, в которой ключи от машины. Нет, я не вернусь в клетку к этому зверю. Я лучше пешком пойду до Москвы. Хотя осознаю, что идти никуда не хочу и не могу. Опускаюсь на скамейку возле ворот и сижу, подставив лицо жёстким струям. Где-то глубоко внутри закипающие слёзы находят выход. Как хорошо плакать под дождём, никто, кроме тебя, не заметит.

Сверкает молния, над головой оглушительно грохочет гром. Инстинктивно закрываю глаза, а когда открываю вновь, он стоит передо мной. Эффектное появление, ничего не скажешь! Как в фильме ужасов. Он тоже не потрудился захватить куртку или хотя бы зонт. Он протягивает мне руку. Съёжившись на скамейке, я неуверенно смотрю в его глаза. Как всегда, ничего не могу в них прочесть, поэтому протягиваю руку и не знаю, что меня ждёт.

Он рывком поднимает меня со скамьи, с силой притягивая к себе так, что я бьюсь о его грудь. Его руки обнимают меня за плечи, он низко наклоняется к моему лицу и, сама не понимаю как, но, о Боже, мы целуемся. Дождь хлещет с невероятной силой, вода попадает в рот вместе с поцелуем, но я не хочу это прекращать. Не уходи, мгновение! Страх и гнев исчезают, как и не было. Он отрывается от моих губ и хрипло спрашивает:

– Ты достаточно вымокла, чтобы появился повод вернуться?

– Да, – к словам я утвердительно киваю головой.

Он за руку ведёт меня в дом, размашисто шагая через двор, я почти бегу следом. На кухне он останавливается и сразу же начинает стягивать с меня мокрую кофточку, за ней следуют брюки. Я не остаюсь в долгу, тяну его футболку, но она так плотно обтягивает тело и так прилипла, что не сразу получается, точнее не получается вообще. Он отстраняется от меня, снимет её сам, достаёт откуда-то большое полотенце, набрасывает мне на голову и вытирает мокрые волосы. Мы стоим посреди кухни, я только в трусах, он в джинсах. Продолжение известно любому из нас.

Он подхватывает меня на руки и идёт в спальню. Успеваю заметить, что он поменял постельное бельё. Больше ничего не замечаю. Только он. Его горячие губы, которые обжигают замёрзшее тело. Его сильные нежные руки. Я не могу сдержать стон, я растворяюсь в наслаждении. Я никогда не испытывала подобных ощущений. Почему моё коварное тело получает удовлетворение от того, кого должно опасаться?

После того, как всё закончилось, он молча встаёт с кровати, достаёт из шкафа джинсы, трусы и футболку, одевается. Потом смотрит на меня, в шкаф, снова на меня.

– Выбери что-нибудь сама из моей одежды. Я на кухню. Приходи, поговорим.

Ох, ничего себе! Мне гораздо легче с ним заниматься сексом, чем говорить. Но без разговоров, наверное, не обойтись.

Я подхожу к низкому полированному шифоньеру (кажется, так назывался этот предмет мебели). Шкаф почти пустой, если сравнивать с моим, из которого всё вываливается, стоит открыть дверцу. На полках аккуратно (не то, что у меня!) разложено: наверху постельное бельё, два-три комплекта, на следующей майки и футболки, их также три или четыре, рядом стопка трусов, ещё ниже пара джинсов.