Мария Воронова - Ледяное сердце Северины

Вспомнив свое ужасное состояние, Инга разозлилась. Если он брал такие гонорары, вполне мог снять ей жилье, а то и помочь с покупкой. И избавить от постоянного стресса из-за общения с изводившей ее матерью.

Как всегда бывает, помощь пришла, откуда не ждали. Незадолго до рождения Грегори умерла двоюродная бабушка. Эта очень старая женщина сильно отличалась от остальных членов семейства, чем-то напоминая Инге Коко Шанель. Она была певицей, но прославилась в основном любовными похождениями. Среди ее поклонников были известные люди. Трезво оценивая свой талант, бабушка рано оставила сцену и до глубокой старости проработала педагогом в консерватории. Там и была ее настоящая семья, со многими учениками она дружила всю жизнь. Инга не замечала, чтобы бабушка как-то выделяла ее среди остальных потомков. Однако именно Инге она завещала свой дом в Петергофе, в незапамятные времена построенный для нее влюбленным архитектором.

Вероятно, не объяви ей семья бойкот по случаю беременности, Инга не удостоилась бы такого подарка.

Родственники пытались оспорить завещание, но юридически все было безупречно. Тогда вспомнили, что Инга – член семьи и должна поступить по-семейному. То есть продать дом, а деньги поделить между всеми. Тогда ей, так и быть, простят страшный грех безмужней беременности.

Кто знает, как бы она поступила, не будь этого бойкота. Но долгое пребывание в роли изгоя закалило ее характер, и в ответ на все увещевания она без затей посылала родственников подальше.

Так она и откололась от семьи. Остался только отец, который неожиданно развелся с матерью.

Северина деликатно кашлянула, и Инга очнулась от воспоминаний:

– Спасибо за такое щедрое предложение, но нет. Мы ни в чем не нуждаемся.

– Я знаю. И это ни в коем случае не подачка, а просто акт доброй воли.

Инга кивнула:

– И все-таки нет. Вы совершенно правы, я должна думать о сыне. Он вырастет, и каково ему будет узнать, что отец – неплательщик алиментов? Это ведь большой стресс – узнать что-то нехорошее о своих родителях. Особенно об отце, которого не знаешь и идеализируешь. Кроме того, я надеюсь, что отец рано или поздно проявит к сыну интерес и Григорий получит то самое мужское общение, которое необходимо каждому мальчику. Если я попытаюсь подтянуть папашу на алименты, этого никогда не произойдет. Благодарю, квартира – это дорогой подарок, но душевное равновесие – вещь бесценная.

Собеседница помолчала, потом вдруг очень хорошо улыбнулась:

– Ведь и не возразишь! Что ж, Инга, вы меня убедили. Не будем подавать в суд. Но за это я попрошу вас выпить со мной еще бокал вина.

– С огромным удовольствием.

Несмотря на такой странный разговор, Инга по-прежнему чувствовала симпатию к бизнес-леди.

– Послушайте, – вдруг сказала Северина тихо, – а как вы вообще решились на это? Вы же знали, что придется одной тянуть ребенка?

– Да, знала. Но я подумала, что это судьба. Да, появление ребенка меняет всю жизнь, но есть и другие вещи, которые меняют жизнь и от которых нельзя избавиться так просто. Нужно принять то, что случилось, решила я.

– Вы настоящая героиня.

В глазах Северины на минуту отразилась такая боль, что Инге стало неловко.

– Да ну! Я плохая мать, – засмеялась она, отводя взгляд, – Грегори почти меня не видит, растет, как Маугли.

– Зато вы подаете ему хороший пример. – Северина подняла бокал, и женщины чокнулись. – Что ж, приятно было с вами познакомиться, хоть повод оказался не самым удачным.

Поняв это, как сигнал к окончанию обеда, Инга поднялась.

Северина осталась сидеть. Тепло простившись, она взяла айпад. Инга почти дошла до выхода, но что-то заставило ее вернуться.

Она осторожно тронула погруженную в игру Северину за локоть.

– Да?

– Потом я все равно это делала, – тихо сказала Инга, – все равно пришлось.

Повернулась и вышла, не дожидаясь ответа.

Разговор с Севериной взбудоражил ее, пробудил воспоминания, которые она думала, что похоронила. Со дна души поднимался осадок мутной злости и раздражения против Гришиного отца и жизни вообще. Почему у нее все складывается так несуразно? Почему никак не налаживается судьба? Столько приходится слышать о разводах, о разлучницах, которые уводят мужа из семьи, а она не смогла женить на себе ни первого любовника, ни второго! Что с ней не так? Жизнь проходит, годы летят со страшной скоростью, и скоро будет поздно… Останется только смириться со своей участью и доживать в одиночестве.

Инга смахнула едкие слезы. Не хватало еще расплакаться! Она нащупала в кармане карточку, которую ей дала Северина при прощании. Можно передумать. Позвонить по личному номеру, написанному от руки, и сказать: я согласна. Достаточно написать два заявления, и у папаши Грегори начнутся веселые деньки. Он ведь разрушил ее жизнь, почему она не может ответить тем же?

Он мог бы чувствовать если не вину, то хотя бы неудобство, и проявлять внимание к жизни своего нежеланного сына. Интересоваться, не нуждается ли он в чем и достаточно ли Инге тех копеек, которые он переводит. До встречи с Севериной она думала, что получает если не четверть, то все равно значительную часть от его доходов. Теперь понятно, что содержание внебрачного ребенка для него так же необременительно, как для Инги – оплата интернета. Это несправедливо!

Она никогда не была жадной до денег, считая, что в жизни есть куда более важные вещи. Но узнать, что ребенок волнует его настолько мало, было очень грустно. Если бы Инга была мужиком и завела ребенка на стороне, она бы позаботилась, чтобы он не нуждался. Компенсировала бы отсутствие отцовского внимания хотя бы финансово. Ведь в чем прелесть доходов именитого врача? В том, что жена не может их контролировать! Она никогда не знает, сколько конвертов и с какими суммами ложатся в карман мужа, если только не работает вместе с ним. Впрочем, Инга была его первой ассистенткой, но ей в голову не приходило, что поборы так высоки.

До окончания занятий Грегори оставалось еще два часа. Можно было просто погулять или зайти в торговый центр, но Инга решила вернуться на работу. Ей захотелось увидеть Руслана, обняться с ним, утешиться хоть иллюзией близости. И, что греха таить, хотелось, чтобы он увидел ее, такую интересную, в деловом костюме, с легким макияжем, который бывал на лице Инги нечасто.

Не заходя к себе, она отправилась в ординаторскую общей хирургии, якобы посмотреть график дежурств и поболтать с коллегами. Руслана не было, но ребята встретили ее приветливо и усадили пить кофе. Один из молодых докторов рассказывал об эпохальном перемещении пианино из квартиры травматолога к нему.

– Втащили пианино в лифт, мы с Мишкой оказались приперты к стенке, а Натуралист, лютый эстет, вдруг вспомнил, что на нем нарядные брюки. Говорит, вы что, я в них в театр хожу каждую неделю! Езжайте вниз, а я быстро переоденусь и по лестнице спущусь. Ну, а раз зашел домой, так и чаю выпить не грех, и кое чего другое. Короче, они с Русланом сидят, а мы в лифте катаемся. Потому что на первом этаже выяснилось, что вдвоем пианино с места не сдвинешь, особенно когда размаху нет. На каждом этаже двери открываются, мы здороваемся с гражданами и едем дальше. Мишка говорит, дай я хоть поиграю, чтобы не такими идиотами выглядеть. Но прижат к стене, не выбраться. Так и ездили, пока эти двое не очнулись. Натуралист, кстати, так брюки и не переодел.