Валерий Рыжков - С четверга на среду

– Я тебя люблю по своему, как поэт, ты нужна мне для вдохновения, а не для поцелуев, и поцелуи, если честно, для меня ничего не значат, как и для тебя. – Федор развел руками, как дирижер симфонического оркестра. – Да, я не приспособлен к семейной жизни, и радости семейного счастья не приемлю. Это счастливое старшее поколение, прожившая с менталитетом развитого социализма, продолжает навязывать нам свои ценности, так теперь другие времена, другая музыка, другое искусство, нужно жить по новому. – Он прилег на старый диван, потом резко встал, и продолжил обвинять ее во всех перипетиях его жизни. – Я теперь не смогу свободно сочинять, и ты будешь виновата перед всем человечеством, за то, что ты, Алла Дмитриевна, во мне погубила талант музыканта.

Он взял ее за руки, как колбу с инертным газом, без вкуса, запаха и цвета, ощущая, что и его, как мензурку, заполняет какая-то пустота вечности. От взаимодействия их рук и губ, не произошло ни какой химической реакции. Их любовь-химия испарилась в воздухе без следа, даже без облачка. Она показала всем своим видом, или может быть в действительности, так и случилось, что ее любовь к музыканту исчезла в хаосе.

Алла порывисто оделась, и молча, без слов выбежала из квартиры. Федор услышал, как захлопнулась дверь квартиры, и её убегающие шаги по лестнице. Он попытался окликнуть ее, но увидел входящего дворника в подъезд, вернулся в квартиру, закрыв дверь на ключ. Он подошел к пианино, и, складывая из музыкальных отрывков, заиграл Лунную сонату Бетховена, потом Ноктюрн фа диез мажор Шопена. Дальше заиграл саксофонист из квартиры четвертого этажа, эту мелодию подхватил скрипач из квартиры одиннадцать. Мимо по переулку проходили студенты художники с мольбертами.

Колонный зал бывшего Дворянского собрания, ныне аудитория академической Филармонии, был празднично освещен светом огромных люстр. В субботу дирижировал Маэстро в присутствии первых важных лиц. На лестнице, в буфете, в зале везде присутствовала суета. В воздухе разносились голоса, запахи тонких одеколонов, движение людей в холле сопровождались кивками, поклонами, со снобистским ощущением каждого присутствующего, что они все опять в одном месте.

В зале был мальчик лет восьми, второго класса гимназии, из актерской семьи, и мужчина, впитавший в себя все нюансы городского этикета, объясняя, что в зале нельзя разговаривать громко, что нужно отключить телефон, и что после третьего звонка в зал не входят, и об этом он сурово внушал мальчику.

В первом отделении прозвучала в исполнении симфонического оркестра – увертюра к опере. Потом вышла к оркестру солистка со скрипкой работы самого Страдивари.

Мужчина продолжал объяснять гимназисту, что на сцене первая скрипка, его поправила консерваторская дама, что эта солистка, а первая скрипка сидит в первом ряду. После окончания первого отделения, к ней подошла ее подруга, безапелляционно заявив, что, ее дочери, эта скрипачка, то есть солистка, нисколько не понравилась, к её критическому тону присоединилась также консерваторская дама в парике. Они сошлись на том, что солистка играла безупречно, но сухо, продолжая между разговором, весь антракт аппетитно разжевывать кусочки шоколада.

Во втором отделении прозвучала пятая симфония Шостаковича. Первые лица сидели, во время исполнения симфонии не шелохнувшись, демонстрируя красивые прически и наряды, в окружении странных людей от искусства. Тщеславие гимназиста подтолкнуло его подойти к этим важным людям и поприветствовать от учащейся молодежи, он даже сделал тщеславную попытку приблизиться, но охрана не допустила мальчика к высоким особам. После этого он вернулся в свое кресло в тринадцатом ряду, и забыв обо всем, пропуская через себя звуки музыки, и особенно в части Allegretto его пальчики рук, взлетали вверх и вниз, в подражание дирижеру.

Зрители бегло переводили взгляд на тот балконный ряд, где располагались важные первые лица, и, тщеславно, снова погружаясь в ощущение общности, и значимости себя, и всех присутствующих в этом зале.

Мелодия пятой Симфонии растекалась особым диссонансом на всеобщем празднике жизни. Под дирижерской палочкой оркестра семьдесят исполнителей воспроизводили мелодию в многоголосии струнных инструментов: скрипок, виолончелей, арфы и труб, приумножая силу земных звуков вечности.

Первая персона, в части симфонии Larqo, посмотрела в зал, и ее взгляд на мгновение выдал её душевное смятение, который мгновенно исчез. Музыка забиралась на новые высоты, как ветер в бурю. Симфония оборвалась фанфарами оркестра и рукоплесканиями зала.

Потом торопливо по лестнице, стекаясь потоком, спускались люди, растворяясь в ночи, выходя на Итальянскую площадь.

Дорога от ярких рекламных улиц ведет вглубь по Садовой улице к Коломне, где угасают огни фонарей. На ступеньках Апраксина двора в это время сидели трое бродяг, из них двое со счастливыми и маслеными взглядами провожали влюбленных. Третья, наверно, дама, в цветном платке, сидела между ними с красными глазами, вычесывая блох из волос головы, безразлично глядя на проезжающие машины.

Вечерний жаркий июльский вечер. Белый теплоход в иллюминации стоял у причала. Пассажиры беспечно прогуливались по набережной. В порту раздавались гудки сухогрузов, которые вставали на рейд.

Ирина сидела в баре за столиком с чашечкой кофе. Она наблюдала за новыми беззаботными людьми. Некоторые лица она узнавала, встречаясь взглядами, расходясь, кивками, без улыбок. Слишком большой ценой оплачено знакомство с этими людьми. Она была рада Георгию за помощь, который согласился сопроводить ее на конференцию. Они прошли на верхнюю палубу, ей открылся вид портового города.

Георгий рукой указал на какую-то светящуюся точку в море, которая перпендикулярно пересекала водную гладь залива. Ирина не расслышала Георгия, как и не увидела маневры на воде, плывущего навстречу им корабля, между двумя береговыми маяками.

Ирина оглянулась на смеющихся пьяных пассажиров, которые отправлялись в круиз. Кругом было веселье. Она почувствовала себя одинокой на этом празднике жизни, часто раздавая другим бесплатные советы: найди свою любовь, она вдруг услышала себя, что этот совет относится, прежде всего, к ней. Чего она хочет, чего она ищет, когда она уже нашла свою любовь, и это был Николай, надежный, терпеливый и любящий человек. Она вдруг осознала, что сейчас происходит вокруг нее, это все вокруг просто суета в пустоте.

Она приехала сюда на конференцию, на сходку, привезя шкатулку, которую когда-то передал Павел, и теперь она возвращала ее в банк. Ирина Сергеевна повернулась к Георгию, объяснила ему, что она немедленно возвращается домой. Они спустились по трапу на причал и уехали в аэропорт. В это время в каюте началась веселая встреча банкиров.