Александр Эльберт - Такова шпионская жизнь

— Ну что вы всё «сэр, да сэр»! Во-первых — зовите меня просто по имени, Сол. — Мужичок замолчал и наморщил лоб.

— А во-вторых… Сол? — спросила Тамар, удивленная странным поведением мужичка.

— Я ведь сказал: предлагайте, что хотите; за ошибки отвечать придется мне.

— Сол! Мы не боимся, мы не можем. Во-первых, потому что уединение необходимо нам для прояснения мозгов, — сказал курчавый и посмотрел на лысого. Тот продолжил совершенно серьезно:

— Мы не вас, Сол, боимся. Мы стесняемся присутствия дамы и не хотим, чтобы она о нас дурно подумала.

Случилось невероятное: Сол, толстенький мужичок, встал со стула, открыл рот, раскрыл широко глаза, медленно сел обратно на тот же стул, закрыл рот, зажмурил глаза и долго смеялся, тряся животиком. Потом замахал левой рукой «ладно, ладно», вытирая правой глаза, встал, подошел к Тамар и сказал:

— Можно пригласить вас на чашечку кофе?

Оставшись одни, аналитики несколько минут помолчали, глядя друг на друга, потом курчавый сказал:

— Мне всё ясно, а тебе?

— Ты прав, ничего переделывать не надо, да и времени нет. Оставим всё, как было.

— Согласен. Или получится по-нашему, или…

— Абсолютно согласен: или два человека будут счастливы… может быть.

— Дай им Бог. — Они помолчали. Потом лысый сказал:

— А если всё-таки получится по-нашему, девочка отрезвеет и поймет, что…

— Не продолжай. Грустно. В любом случае — грустно.

Напомню, что оба теоретика были счастливы в браке. Поэтому вышесказанное — их частное мнение.

Марта уехала и Вольф загрустил. В Мюнхене ему делать было нечего, но ехать никуда не хотелось. Он решил дождаться формального сигнала об окончании так и не начавшейся операции и после этого поехать навестить старого друга и заодно повидать Марту, потому что он начал скучать по ней в ту же минуту, как её самолет оторвался от земли. Нельзя сказать, что ему, одинокому волку, совсем нечего было делать. У него были очень серьезные дела и кроме шпионажа. Но в этих делах всё было так отлажено, что требовалось минимальное личное участие Вольфа. Разве что контроль и «выравнивание судна» при очень сильном крене. По сути дела Вольф был главнокомандующий, который следит за битвой со стороны, не мешая своим генералам добывать победу. А генералы были кровно заинтересованы в победе, потому что Вольф платил им — и очень щедро платил — только по результатам работы. После отъезда Марты он активно принялся за дело, но через пару дней понял, что только мешает спокойной и уверенной работе своей команды, улыбнулся и принялся скучать в одиночку. А чтобы хоть немного развлечься, решил посмотреть, как работает дон Педро. Найти его не составило труда, потому что фильм снимался с большим размахом и все об этом знали; все, кому это было интересно.

Ему повезло. В этот день снимали сцену на улице, в естественных условиях; прохожих и любопытных не прогоняли, а вежливо просили не разглядывать актеров и камеру слишком внимательно. Вольф не хотел «сниматься», даже в секундной роли случайного прохожего. Он обошел «поле битвы» и встал в сторонке и сзади камеры. Попятившись немного назад, чтобы не мешать работе профессионалов, он вдруг услышал совсем близко «нашу» речь и насторожился. Потом повернулся, стал, прикрываясь спиной очень высого мужчины, оглядывать «окрестности», и обнаружил Дани, беседующего с высоким тоненьким мальчиком, и двух миловидных молоденьких женщин, заинтересовано молчащих рядом с ними. А чуть в сторонке готовили к работе сидевшего на стуле Петра Никодимыча и… «Не может быть,» — Вольф не поверил своим глазам: около актера стояли и улыбались ему… Он протер глаза, потряс головой — Мерилин и Сара призывно махали ему рукой.

Съемки в Мюнхене были еще очень далеки от окончания, когда все шпионы, выбранные аналитиками и утвержденные Солом, получили секретный приказ, который, разумеется, в тот же день стал известен «противнику»: «Операция не отменяется. Всем действовать по плану. Дата начала операции определится в ближайшее время. Соблюдайте осторожность.» Надо ли говорить, что многие были удивлены, расстроены и даже огорчены, потому что успели поверить в то, что ничего не будет, расслабились и с превеликим удовольствием проводили Мюнхенские каникулы. В тот же день мулатка получила от Рони открытым текстом предложение на фотосессию на очень выгодных условиях, но в очень странном месте и без даты. А вслед за этим Центр (читай: мужичок) опять-таки сверхсекретным сообщением настойчиво рекомендовал Мерилин принять предложение Рони. Мерилин поняла, что надо уезжать, и очень расстроилась. Пико, когда поздно вечером об этом узнал — не об операции, о фотосессии, разумеется, — успокоил Мирку:

— Ты же там еще не была. Поезжай, красивый город. Это же ненадолго. А у меня впереди 10–12 сумасшедших дней, переполненных работой. Мы вышли из графика и продюсер нервничает и торопит.

«Наших» и «ваших» попросили вести тот же образ жизни, но сохранять полную «боевую» готовность. А Саре и Дани было велено ничего не менять и продолжать двигаться в заданном направлении, чему оба были несказанно рады. Вольф не был «штатным» сотрудником и ему нельзя было приказать, но Сол был неглуп и нашел обходной маневр: «Действуйте по обстановке, сохраняя трезвую голову. Рекомендую находится поблизости от мулатки.»

Прилетев на место действия через день после Мерилин, Вольф, который раньше бывал в этом красивом городе, вышел прогуляться и «совершенно случайно» увидел Рони и Мерилин за работой.

«Господи! Как же я раньше не понял!» — думал Вольф, с трудом скрывая удивление. — «Он же здесь совсем не случайно. А ведь по её поведению и не поймешь, знает она, что фотограф — «наш» профессиональный шпион, или до сих пор не догадалась? А про меня она что знает? А сюда я как попал? — ну, это просто: бизнес… Придется подойти поздороваться и познакомиться с этим странным фотографом. Чудн`о, он ведь действительно знаменитость. И она тоже. Ну и дела, господин Одинокий Волк!»

На всех углах, столбах, заборах — всюду, где только можно и даже там, где, казалось бы, нельзя — плакаты: ГОЛОСУЙТЕ… ГОЛОСУЙТЕ… ГОЛОСУЙТЕ… Рони водит аппаратом во все стороны, что-то говорит Мерилин, оба смеются. Мерилин еще не заметила Вольфа, Рони делает видит, что не заметил, и ждет, посмеиваясь, какова будет реакция одинокого волка. Сегодня «объекта», вернее «субъекта» охоты нет в городе и Рони неторопливо приглядывается к небольшому особнячку в этом тихом, зеленом районе, куда завтра в свой предвыборный штаб приедет Роберт — так зовут молодого политика. Место тихое, страна спокойная, серьезной охраны не видно и не предполагается. У подъезда прогуливается высокий немолодой мужчина, похожий скорее на чиновника среднего уровня, вышедшего на несколько минут подышать воздухом. Немногочисленные прохожие не обращают на фотографа никакого внимания, но, увидев рядом с ним красавицу мулатку, приостанавливаются, чуточку столбенеют, вздыхают, улыбаются и идут дальше. Люди в этой стране спокойные, воспитанные, эмоции свои привыкли сдерживать; но Мерилин — это Мерилин. Правда, большинство держит себя в руках: улыбается, покачивает головой, но не оборачивается.