Нина Соротокина - Фаворит императрицы

Меж тем около кареты с ужасным грузом стала собираться толпа. По приказу ксендза мужчины начали вынимать трупы и укладывать их в ряд на траве. Пока вынимали убитых французов и несчастного Прохора, толпа, сочувствуя, горестно шепталась, пристойно, но без эмоций, однако когда дошла очередь до верзилы с опущенной к подбородку маской, настроение толпы переменилось. Его, как и двух незнакомых Матвею разбойников, положили отдельно. Женщины подняли не просто плач – вой, а мужчины собрались группой и стали шушукаться, враждебно поглядывая на Матвея. Видно, рыжий верзила был хорошо знаком сельчанам, и за его смерть они собирались спросить с привезшего мертвецов человека.

Тут на площади появилось новое лицо: высокий гайдук [2] Гайдук – слуга, выездной лакей в богатом помещичьем доме. в синем жупане со шнурками, в красных сапогах и остроконечной шапке. При взгляде на трупы он что-то крикнул гортанно, и тут же в руке его взвилась сабля. Вся площадь разом закричала, и над головами сельчан замелькали дубинки.

– Уезжайте немедленно! – крикнул Матвею ксендз.

– Господи, я-то здесь при чем?

Трудно писать о том, что было двести шестьдесят лет назад. Ушедшие в никуда годы превращаются в некую прерывистую, быстро бегущую завесу, через которую иные эпизоды видны, а иные нет. Словно стоишь ты перед несущимся товарняком и мир по другую сторону поезда видишь только в промежутках между мелькающими вагонами. Голосов и вовсе не разобрать, только гул стоит. Мужик поднял дубину, но ты не видишь, как он ее опустил, и не понимаешь, почему он уже лежит на земле и закрывает лицо, в которое угодил чей-то кулак. Женщины безмолвно вскидывают руки, царапают в горе себе лица, а гайдук все не может опустить свою саблю, кто-то ему мешает и не дает совершить еще одно смертоубийство. Меж тем ксендз – он один не потерял разума в этой дурнотно кричащей, воинственной толпе – сует, в руки Матвея уздечку и толкает к лошади. А кто выпряг ее из кареты, когда успели – неизвестно.

И вдруг все – спала завеса! Проскочил поезд, и звуки мира не заглушаются его грохотом. И свист ветра ворвался в уши, и звонкая ругань Матвея. Он скачет вперед, бросив карету, и свой багаж, и непохороненных мертвецов. Он хотел как лучше, а вот ведь что получилось. Чуть не убили, идиоты! А за что? Ладно, он и без багажа доберется до России. Деньги у него есть, и паспорт, спасибо батюшке, на теле. Он жив, а это главное!

Ну, теперь поговорим о политике. Чтобы понять подоплеку нашей интриги, необходимо хотя бы начерно ознакомиться с состоянием дел в Европе в описываемое время.

После тридцатилетней, страшной, религиозной войны (1618–1648 гг.) Европа по-крупному не воевала. Желания государств остались прежними: расшириться самим и не дать усилиться соседям. Но расширение государства может идти не только за счет войны, зачастую дипломатия действует успешнее. Например, в каком-то государстве пресеклась династия и кровные родственные связи позволяют соседним королям рассчитывать на присоединение к своим владениям осиротевших земель. В XVIII веке было три больших свары за так называемое наследство: за земли испанские, австрийские и, наконец, за польскую корону.

Первой началась война за испанское наследство, потом на повестке дня встали вопросы австрийский и польский. Австрийский император Карл VI был уже на пороге смерти. Он не имел сыновей. Огромную его империю, согласно «прагматической санкции» [3] Прагматическая санкция объявляла наследницей австрийского императора Карла VI его старшую дочь Марию-Терезию. , должна наследовать дочь – Мария-Терезия. Но другие европейские государства (Бавария, Саксония, Пфальц) претендовали на австрийский престол по мужской линии. Дальше дело пошло так: признаешь прагматическую санкцию (согласен считать Марию-Терезию наследницей) – ты друг Австрии, нет – ты по ту сторону барьера, а значит – собирай войско, объединяйся с соседями и будь готов при первом удобном случае вцепиться волчьей хваткой Австрии в бок. Вся Европа переругалась из-за прагматической санкции, а дряхлый Карл VI как был «на пороге» смерти, так и пребывал там еще десять лет. Десять лет в мироздании – миг, в политике – огромное время.

Европа вовремя опомнилась: как бы за прагматической санкцией не прозевать дел Польши. Август II, курфюрст саксонский и король польский, тоже находился на пороге смерти. Но в Речи Посполитой дела обстояли особым образом. Польша почитала себя республикой, и король был там должностью выборной. Значит, надо думать всем миром, кого посадить на польский трон.

Удивительная все-таки вещь! Более всего Россия на протяжении своего существования воевала с Турцией, Польшей и Швецией, и читатели, наверное, меньше всего знают историю именно этих государств. Я не про специалистов говорю, а про обывателей. С историей Франции нам помогли познакомиться Дюма и фильм «Фанфан-Тюльпан», с Англией – Шекспир и Вальтер Скотт, с Италией и Грецией – Данте, чинквеченто и прочие «ченто», а вся история Польши держится у нас на двух именах: Коперник и Шопен и еще, пожалуй, Лжедмитрий.

Итак, Польша, ближайшая соседка России. Было время, когда Польша посадила своего ставленника – Дмитрия на русский трон. А королевича Владислава сами звали на московский трон. Потом настало время, когда исчезла не только Речь Посполитая, но и сама Польша стала называться Привисленской губернией. Но это уже XIX век, а у нас пока первая треть XVIII.

В 1697 году умер король Ян Собеский – просветитель, умница, при этом блестящий полководец. Однако энциклопедия пишет, что король Ян Собеский не обладал государственным умом (на энциклопедию никогда не угодишь!), а посему великие победы его в битве с Турцией не принесли его родине большой выгоды.

И вот он умер. Европа жила в ожидании выборов нового польского короля. Претендентов на польский трон было двое: французский принц Конти и Август – курфюрст саксонский. Россия поддерживала последнего. Август был энергичным человеком, не щадил средств, его агенты провели огромную работу в Польше – одних подкупили, других уговорили, третьим пообещали. Принц Конти оказался побежденным.

Коронация Августа II произошла в Кракове. На польском престоле он просидел – с некоторыми перерывами – тридцать шесть лет. Народ прозвал его Сильным, хотя поведение короля часто говорит об обратном.

Встреча Петра I с Августом II состоялась в Польше, в Раве. Это случилось в конце первого заграничного вояжа царя. Находясь в Вене, Петр получил из Москвы известие о восстании стрельцов – исконных врагов своих. Он немедленно бросился домой, скакал день и ночь, но в дороге его догнало новое сообщение: восстание подавлено, ваше величество, можете не торопиться. Вот тут-то он и завернул к королю польскому, курфюрсту саксонскому. Король и царь пировали три дня и очень понравились друг другу. Они были почти ровесниками – обоим по двадцать пять лет, оба гигантского роста и огромной физической силы, оба жизнелюбцы, только Август изнурял себя всяческого рода удовольствиями – большой был охотник до вина и женщин, а Петр – работой до седьмого пота.