Вероника Вереск - Закон маятника

Поэтому, убедившись, что светлая полоса в моей жизни установилась всерьез и надолго, я попросила у Геночки в очередной раз совершить невозможное – устроить мне встречу с Павлом Васильевичем, который дожидался суда в одном из следственных изоляторов Петербурга. Признаться, я была разочарована, узнав, что он находится не в архитектурном комплексе, который в лихие 90-е получил неформальное название «Акционерное общество закрытого типа "Кресты"», а в обычном современном здании. Но, в конце концов, главное не место действия, а личность бывшего руководителя НИИ сыпучих материалов, которая продолжала оставаться для меня загадочной.

Несмотря на то что наше общение было кратковременным и носило деловой, а не дружеский характер, я не могла отделаться от беспокойных мыслей. Пожилой человек, который разом лишился и свободы, и общественного положения, и, что не исключено, чувства собственного достоинства. Как ему, рафинированному старомодному интеллигенту, оказаться в тесном пространстве с людьми, которые не отличаются ни умом, ни культурой поведения? Некоторым достаточно одного этого, чтобы разом утратить волю к жизни.

Комната для свиданий не имела ничего общего с тем, как это показывают в западных детективах. Никакой стеклянной перегородки и телефона, по которому говоришь с человеком, находящимся от тебя на расстоянии вытянутой руки, но за толстым стеклом. Все оказалось гораздо проще: самый обычный кабинет со светлыми стенами и жалюзи на окне, позволяющем хоть на время забыть, что находишься по сути дела в другом измерении, за пределами нормальной человеческой жизни. Меблировка более чем аскетичная – два конторских стола, составленные вместе, два стула, намертво привинченные к полу. Дверь, как я успела заметить, без окошечка – все происходящее в кабинете охрана наблюдает в монитор.

Охранник ввел Павла Васильевича, и тут меня ждал сюрприз – пожалуй, самый большой за последнее время. Конечно, бывший руководитель института был исхудавшим, бледным, и мешковато сидевший на нем помятый спортивный костюм не украшал того, кто привык даже дома ходить в тщательно выглаженной рубашке и галстуке. Но все это отошло на второй план, когда в глаза мне бросилось самое главное: передо мной был абсолютно счастливый человек.

– Приветствую вас, очаровательная Виктория! – расшаркался он. – Сожалею, что не имею возможности приложиться к ручке – запрещено правилами сего богоугодного заведения. Вижу, какой вопрос вертится на вашем язычке. Не стану томить: мой разум ясен как никогда. Нет, это не голословное утверждение: имеется документ с печатями и подписью местного эскулапа. Я совершенно адекватен, в состоянии находиться здесь и отвечать за несуществующую вину.

– Но как же несуществующую, Павел Васильевич? – изумленно поинтересовалась я. – Одни финансовые махинации чего стоят, не говоря уже о наркотиках. Прямо в здании института, на оборудовании, поставленном совершенно для другой цели…

– Вы, барышня, полагаю, выросли в те бездуховные времена, когда материальная выгода была поставлена во главу угла, а такие архаические понятия, как принципы и самопожертвование, были уже с большим шумом сброшены с парохода современности. Помните из школьного курса истории суд во времена Русской Правды? Человек, который был уверен в своей абсолютной невиновности, мог сунуть руку в котел с кипящей водой, взять кусок раскаленного железа. И при этом никаких ожогов – реальный исторический факт! А колючая проволока – ее же невозможно порвать голыми руками. И тем не менее, это делали наши не такие уж далекие предки: одни с воодушевлением исполнив «Интернационал», а другие – «Боже, царя храни».

– Но при чем здесь это? – удивилась я.

– При том, что главное – цель, а цель у меня святая. Наука – за нее можно пожертвовать чем угодно. Позволю себе еще один исторический экскурс. Как вам известно, в позапрошлом столетии начали активно проводиться опыты на животных. Кролики, собаки, кошки страдали и погибали ради приобретения человечеством научных познаний. Признайтесь: увидев фото из старой хроники, вы жалели, что нельзя сделать так, чтобы гражданин Павлов сменил лабораторный халат на что-нибудь менее комфортное и отправился валить лес на Колыму? Вижу, как сверкнули ваши хорошенькие глазки. А ведь его цель была человечней некуда. Так вот, многоуважаемая Виктория Евгеньевна: да, вся эта авантюра с продажей лабораторного корпуса – в чистом виде мое изобретение. Правда, не обошлось без помощи господ Ильфа с Петровым и Конан Дойля…

– С собакой Павлова все понятно, но в вашем институте изготовлялись наркотики – вы же об этом знали, правда? И сколько людей от них пострадало, об этом вы подумали?

– А вы не подумали, сколько людей благодаря этой… подпольной лаборатории сохранило свои рабочие места и зарплаты? – неожиданно резко перебил Павел Васильевич. – Знаете, сколько порогов мне пришлось обить в поисках государственных дотаций? Ответ был один: нерентабельно! А знаете, какое у этого института славное прошлое? Эх! Вы бы вместо того, чтобы шастать по заброшенным домам, посетили музей истории института, тогда многое бы уяснили себе. А думаете, легко каждый день наблюдать, как медленно погибает твое детище, дело всей жизни? Денег от продажи семейной коллекции живописи хватило лишь на один раз – раздать зарплату сотрудникам, и то не всем. А черные риелторы не дремали: исторические здания, место в центре города. Я начал опасаться, что кто-нибудь из морально неустойчивых коллег захочет воспользоваться их услугами, предварительно устроив мне «случайное» дорожно-транспортное происшествие. Если бы я мог спасти институт ценой чьей-нибудь смерти – да хоть своей собственной! – я без колебания сделал бы это. А теперь я счастлив. Мне удалось спасти институт.

– Не хочется вас огорчать, но я недавно там была. Лабораторный корпус опечатан, в остальных, похоже, готовятся к переезду.

– Отстаете от жизни, Виктория Евгеньевна! – с фанатичным блеском в глазах выкрикнул мой собеседник. Камера слежения под потолком настороженно качнулась в его сторону. – Институт жив! Нет, не на улице Красного Курсанта. Корпус, оснащенный по последнему слову техники, парк, финские домики для сотрудников, самые лучшие условия для труда и отдыха. Все, кому дорога наука, уже съезжаются туда. Исследования будут продолжены! Не верите? Так уж и быть, дам подсказку. Рано или поздно пресса все равно доберется, так пускай лучше это будете вы, чем какой-нибудь кавалерист-борзописец, которому из всего нужно сделать сенсацию. Ладожское озеро, бухта Черная… При некотором везении вы найдете в лесу настоящий наукоград. Его нет ни на одной карте, вместо него обозначена давно умершая деревня. Можете позвонить в ворота и сказать, что вы от меня. Фирма «Хоббитания», или как там ее, никогда не получит назад свои деньги. Они пошли во славу науке!