Татьяна Веденская - Такая глупая любовь

Мама смотрела на Машу, также не в силах пошевелиться. Сашка рассматривал пикантную картину с нескрываемым интересом, в порядке полового воспитания. Затем раздался грохот – один из двух тяжеленных пакетов с подарками, бутылками беспошлинного спиртного и сувенирами порвался и упал на пол, и кулек с морскими камешками рассыпался по полу.

– Ну что, ты не можешь пакета удержать, что ли? – возмутилась мама, радуясь, что у нее есть хоть какой-то повод отвернуться от того, на что она не знала, как реагировать.

– Ну прости! – привычно пожал плечами Андрей Владимирович. – Не нужно было туда столько ерунды совать, а то вот ручки порвались.

– Ерунды? Да разве это мне нужно – три флакона одеколона?

– У нас только польский теперь продают, он некачественный, – тут же парировал отец, отступая все дальше в коридор, пока наконец не ухитрился уйти достаточно, чтобы прикрыть дверь в дочкину комнату ногой. Мама его трюк оценила по достоинству только после того, как возмутительная, будоражащая сознание картина ее полуголой, замотанной в одну простыню дочери исчезла из поля видения. Потому что, как только дверь закрылась, Татьяне Ивановне Кошкиной, врачу со стажем, женщине сорока восьми лет, состоявшейся во всех смыслах и уверенной в себе, удалось наконец вздохнуть. А глоток кислорода ей в этот момент совсем не помешал бы. Она погружалась во что-то вроде шока.

– Идем, Таня, идем, – пробормотал Андрей Владимирович. – На кухню идем.

– Н-на кухню? – нервно пробормотала «Таня», испытывая страстное желание ворваться в комнату дочери и устроить там что-нибудь: скандал, крик, выбрасывание из окна одного конкретного мужчины. Именно поэтому-то Андрей Владимирович и пытался увести супругу подальше.

– На кухню, Таня, на кухню. Мне нужно тебе кое-что сказать, – кивал муж, а Сашка смотрел на родителей в немом изумлении.

– Мне сказать? Может быть, ты хочешь сказать что-нибудь ей? Или даже ему? – подняла голос Татьяна Ивановна, но Андрей Владимирович буквально силой заставил ее пойти за ним. На кухне он усадил жену на стул, поднес ей стакан воды, проследил за тем, чтобы она его выпила до дна, но состояние ее ему не нравилось. Тогда он достал из второго, неразорванного пакета бутылочку вина из Duty-free и открыл ее.

– Думаешь, пить – это хорошая идея на все случаи жизни? – горько спросила Татьяна Ивановна, впрочем принимая бокал из рук супруга.

– С утра? – укоризненно бросил Сашка.

– Иди к себе в комнату, – процедил отец, на что Сашка сделал вид, что уходит, но застрял в коридоре, не желая пропускать спектакль, который должен был начаться, по его мнению, в любую минуту. Только дождись третьего звонка.

– Андрюша, что же это! – пробормотала Татьяна Ивановна, отпив половину из своего бокала. – Что нам делать?

– Таня, ничего! – сказал Андрей Владимирович, усаживаясь на стул рядом с женой. – Мы должны были это ожидать.

– Что? – вытаращилась на него жена. И из коридора – сын. – Ожидать чего?

– Таня, девочка уже взрослая, ей двадцать два года, между прочим. Чего ты ждала?

– Она совсем ребенок, – замотала головой мать.

– Это Сашка – совсем ребенок.

– Вот-вот, какой она ему пример подает!

– Таня, послушай, – говорил муж размеренным, утрированно спокойным голосом. – Я знаю тебя, я очень хорошо тебя знаю. Ты сейчас устроишь бурю в стакане воды, а потом будешь жалеть.

– Андрей!

– Это наша дочь. А это – мужчина, которого она явно любит. Ты это понимаешь? – Андрей Владимирович положил руку поверх Татьяниной руки. – И от того, как мы сейчас себя поведем, зависит очень многое. Ты меня слышишь?

– Она с ним там… Андрей!

– И что? Чего такого случилось? Танюша, ты же гинеколог, а ведешь себя, как старая дева из монастыря. Ну, решай. Ты хочешь, чтобы устроили им скандал, они ушли и больше никогда не возвращались? Чтобы она встречалась с ним по-тихому, а потом и вовсе куда-нибудь переехала? Ты же у меня умная женщина, Таня! – Андрей Владимирович всплеснул руками, теряя надежду, так как жена сидела, вцепившись в бокал вина, и смотрела в одну точку, в окно. Но тут она допила вино, отставила бокал, повернулась к мужу и очень четко сказала:

– Это все ты. Твое воспитание!

– Ну, началось, – всплеснул руками отец.

А в это время в комнате Маши происходило нечто подобное, только там, в постели, завернутая в простыню, в шоке сидела сама Мария Андреевна. То, что родители исчезли из зоны видимости, безусловно, радовало, однако сама ситуация была, что называется, патовая. Выходить из комнаты было категорически нельзя, остаться в ней навсегда – тоже невозможно. И в мозгу – пульсируя – одна мысль. Как она могла забыть? Как она могла перепутать дни и проморгать возвращение родителей?

Как – как? Да вчера она саму себя забыла!

– Маша, ты как? – Обеспокоенный голос заставил Машу вздрогнуть, но, вместо того чтобы прийти в себя, Маша еще больше сжалась в комок. Что сделает мама? Что скажет вечно защищающий ее папа? – Поговори со мной!

– Я… я не знаю, – сказала она вполне честно. – Я еще не поняла.

– Не поняла? – тихонько рассмеялся Гончаров. – Да уж, слишком много событий для такого короткого времени.

– Что нам делать?

– Думаю, прыгать из окна мне все равно уже поздно, не считаешь? Придется делать вид, что ничего такого не произошло.

– Ничего такого? – вытаращилась на него Маша, и в этот момент она была очень, очень похожа на свою маму. Вот только у Гончарова не было бутылки вина, чтобы снять ее испуг и напряжение. Зато он мог обнять ее и поцеловать в губы.

– А чего случилось? Девушка провела ночь с мужчиной, который от нее без ума. Взрослая, умная девушка, прекрасный дизайнер с самой красивой попой на свете!

– Что? – возмутилась Маша, в то время как бесстыдный Гончаров схватил ее за самое восхитительное на свете место.

– Что есть, – усмехнулся он. – Давай-ка одеваться и выбираться отсюда. Постараемся сохранить хорошую мину при плохой игре. Как зовут твою мать?

– Хорошую мину она сейчас нам подложит прямо на выходе из комнаты, – буркнула Маша. – Уверяю тебя, она нас прибьет.

– Меня прибить довольно сложно, – пожал плечами Николай, выскользнул из кровати, потянулся – все-таки спать на таких узких постелях ему сто лет как не приходилось – и оглянулся в поисках одежды. Проблема была в том, что существенная часть его гардероба, а именно рубашка, осталась валяться в ванной комнате. Хорошо еще, что штаны и белье остались в зоне доступа, ибо знакомиться с родителями девушки, выходя к ним в кухню завернутым в простыню, было чересчур даже по современным меркам.

Маша высунула нос в опустевший коридор, на полу которого все еще валялись привезенные с моря камешки, затем пулей пронеслась в ванную, притащила Гончарову его рубашку – помятую, конечно. Но хотя бы не полуголый. Сама она надела самое невинное из всех своих летних платьев – голубое, в белый горошек, с рукавами-фонариками.