Соня Мармен - Ветер разлуки

– Моя мать была католичка, – тихо проговорил драгун, поворачиваясь к старику и мальчику, словно речь шла о постыдной болезни. – Так и быть, я оставлю вас в живых. Не в моих привычках убивать священников. Поедете в Инвернесс пленниками!

Сердце Александера стучало так, словно хотело выскочить из груди. Он склонился над другом. Их не убьют! Однако речь не шла о спасении, а лишь об отсрочке. Если они с О’Ши не умрут в тюрьме, их неминуемо ждет виселица, в этом он не сомневался ни минуты. Что ж, пусть так! Они умрут героями.

Дни тянулись за днями. Александер жалел о времени, потерянном в ожидании смерти, священник же неустанно повторял, что время никогда не бывает потеряно зря. Каждая минута, каждая секунда жизни зачем-то дана человеку. Пусть даже для того, чтобы послушать пение птиц, которое временами до них доносилось с улицы.

Вместе с другими участниками мятежа они попали в инвернесский толбут. Помимо шотландцев здесь было множество уроженцев Ирландии, французов и даже англичан, присоединившихся к повстанцам по политическим или религиозным убеждениям. Одних поймали при попытке дезертировать с поля боя, других – за то, что вели предательские речи, третьих – за то, что пили за здоровье изгнанного из страны принца Стюарта.

С каждым днем солнце все раньше начинало катиться к закату: осень постепенно уступала место зиме. Дни стали серыми, ночи – безлунными. Если в камеру и проникал свет, он казался бледным, бесцветным, блеклым, как изможденные лица находившихся в ней мужчин и женщин.

Все это время О’Ши говорил, а Александер внимал ему и удивлялся глубине его познаний. Об ирландце ему было известно немного – только то, что он аббат-расстрига и вынужден скрываться от светских властей из-за какой-то любовной истории. В свое время он отправился на Гибриды, очутился в конце концов на острове Скай и обосновался в крошечной рыбацкой деревне у озера Лох-Эйнорт. Местные жители очень обрадовались, что нашелся божий человек, который был готов жить с ними. Тот факт, что формально О’Ши не имел статуса священника, никого не интересовал.

«Само Провидение послало его мне, – думал Александер. – Если бы не он, меня, вероятнее всего, уже не было бы на свете!» Он прекрасно помнил тот миг, когда открыл глаза и увидел новую реальность, в которой ему теперь предстояло жить. Он пришел в себя после ранения, полученного на поле битвы. Сквозь крону деревьев виднелось небо. Александер попытался приподняться, но сильная боль буквально пригвоздила его к месту. Ему было холодно, хотелось пить. Рядом разговаривали какие-то люди. И только по прошествии нескольких секунд он осознал, что пушки умолкли.

– Отец! – позвал он слабым голосом.

Голоса на мгновение смолкли, а потом снова послышался шепот. Чья-то рука потрогала его лоб, затем приподняла на нем рубашку.

– Тебе очень повезло, малыш! Господь направляет наши шаги… Если бы не он, ты бы сейчас уже лежал мертвый в грязи на поле. Отступающие попросту затоптали бы тебя!

Александер повернул голову в ту сторону, откуда доносился голос. Пожилой мужчина грустно смотрел на него. Лицо его было испачкано кровью и грязью, белоснежные волосы прилипли к черепу. Он был так худ, что сквозь бледную кожу явственно проступали кости. И только ясный взгляд его блекло-голубых глаз давал понять, что в его изможденном теле еще теплится жизнь. Александер попытался проглотить комок в горле.

– Отступающие?

– А ты что думал? Что мы выстоим с мечами и кинжалами против пушек, заряженных картечью? Увы… Бой только начался, а в наших рядах уже было полно павших… Все потеряно, малыш. Принц скрылся, да поможет ему Господь…

– А мой отец? Где он?

– Где твой отец? Этого я не знаю. Больше половины наших полегло на равнине Драммоси-Мур. Как его зовут?

– Дункан Колл Макдональд, я из Гленко.

– Гленко, ты говоришь… Погоди-ка, я пойду спрошу…

Он вернулся через несколько минут.

– Жаль, но среди нас нет никого из Гленко, никто даже не слышал о таком месте. А тебя как звать?

– Аласдар.

– А меня – Дэниел О’Ши, я с острова Скай. Я… В общем, я был капелланом в полку Макиннона.

Священник помог Александеру подняться.

– На ногах держишься? Только на них и надежда, Аласдар! Нам нужно уходить. Скоро сюда явятся солдаты-англичане. Они прочесывают поле и стреляют в любого, на ком увидят тартан. Идем!

Мальчик попробовал шевельнуть левой рукой и поморщился. Заметив это, священник сделал из шарфа некое подобие перевязи, чтобы обездвижить его руку и не дать ране снова открыться.

– Пуля угодила тебе в плечо, малыш, и прошла насквозь. Счастье, что она не задела кость или, что еще хуже, не раздробила ее. Тебе было бы очень больно, а мы ничем бы не смогли помочь. В таких случаях предпочтительнее, чтобы стрелявший не промахнулся!

«Я бы и сам был рад, если бы Джон не промахнулся! Мне правда очень больно, и вы ничем не поможете!» – подумал Александер.

Прежде чем стать монахом и теологом, Дэниел О’Ши посещал лекции в Дублинском университете и, судя по манерам, происходил из зажиточной семьи, занимавшей высокое положение в обществе. Он владел французским, итальянским и латынью и свободно говорил на разных диалектах своей страны. Однако Александера больше всего интересовали его познания в области кельтского декоративного искусства и символики, нашедшей свое отображение в сложных, но прекрасных орнаментах.

– …Смотри, вот эти спирали символизируют эволюцию. Мы часто находим их на старинных камнях и крестах. Кельты подчиняли свои нравы и обычаи природным циклам, жили в согласии со стихиями – водой, землей, небом… Эта триада составляет круг, который вращается непрерывно и бесконечно. Все элементы нашего мира пребывают в совершенной гармонии друг с другом и с нами, людьми. У воды, у каждого камня, животного и дерева есть душа, и эти души связаны друг с другом теснейшими узами. Но мы, люди, – единственные, кто способен это понять. Поэтому наш долг – применить это знание на практике и сохранить связи, которые образуют цикл. Раньше этим знанием обладали мудрецы-друиды и барды, а сегодня… Теперь, мой мальчик, настали другие времена. Каждый идет к мудрости своим путем, и каждому из нас приходится отстаивать свое право на жизнь. Сегодня все руководствуются правилом «Каждый – за себя!», поэтому наши древние традиции умирают.

Он нахмурился, помолчал немного и, смахнув с лица жидкие седые пряди, продолжил:

– Знаешь, почему древние воины были такими отважными? Они верили в вечную жизнь. Существует несколько миров – наш мир, подземный мир (его еще называют миром фей) и потусторонний мир. В процессе нашего развития мы переходим из одного мира в другой. Воин-кельт не страшился смерти. Впрочем, ты наверняка уже знаешь об этом, да? – спросил О’Ши и подмигнул. – Смерть – это всего лишь ритуал, посредством которого душа переходит на другой, более высокий уровень. Искусство наших предков основывается на очень сложной философии, Аласдар Ду [18]. А философия – это совокупность знаний, которые человек накопил и которыми пользуется. Очень важно ее сохранить… Бытует мнение, что мы, кельты, – примитивный народ, воинственный и кровожадный. Люди ничего не смыслят в кельтской философии, они привыкли смотреть на нас сквозь призму упрощенного представления, которое составили о кельтах в свое время римские и греческие мыслители.