Трейси Гузман - Райская птичка

Несмотря на вчерашние заверения Финча в обратном, Элис явно избегала его и старалась не смотреть ему в глаза. Она сидела перед тарелкой оладий из голубой кукурузной муки, и Стивен мог бы поспорить, что она бы предпочла оказаться на своей кухне и завтракать мамалыгой Сейси. Финч не отнимал ото рта чашки с кофе, и даже Агнета выглядела подавленной и ковыряла вилкой в тарелке, как будто вела раскопки. Очевидно, задача завязать беседу ложилась на его плечи. Он собрался было затронуть тему продажи триптиха в случае, если найдется недостающая панель, как вдруг у него в кармане зажужжал телефон. Не обращая внимания на сердитый взгляд Финча, Стивен вытащил трубку и посмотрел номер. Миссис Блэнкеншип. Он вышел из‑за стола, повинуясь скорее энергичному кивку Финча в сторону вестибюля, чем внезапному приливу воспитанности, и опустился в одно из глубоких кожаных кресел, чтобы проверить сообщения. От миссис Блэнкеншип было три пропущенных звонка, начиная с шести утра по местному времени. Восемь по Нью-Йорку. Вероятно, она не могла дозвониться Финчу, который отключал свой телефон. Она могла так рано звонить, только если у нее возникли проблемы с загрузкой файлов, которые он отправил. На третьем звонке, чуть больше часа назад, она наконец оставила голосовое сообщение, и перед тем, как оно зазвучало, Стивена пронзило что-то ужасное и знакомое, воспоминание, которое он отчаянно старался держать на задворках сознания: звонки матери, когда он был в Риме.

Он не помнил, как вернулся в столовую, сел на стул и постелил на колени салфетку. Он помнил только, что есть что-то, чего ни в коем случае нельзя говорить при Элис. И при Агнете. Он посмотрел на Финча и понял, что его боль будет не менее сильной, хоть и другой. Пока никто не спрашивал, ему не обязательно было ничего говорить, а пока он этого не сказал, это не обязательно было правдой.

– Стивен? – с внезапной тревогой спросил Финч.

Тот плакал. Стивен не помнил, чтобы плакал раньше, в Риме, когда на другом конце провода дрожал голос его матери; или вслед отцу, ожидая, пока мимо него пройдет нескончаемая процессия желающих попрощаться. Он не помнил даже, чтобы плакал на похоронах, когда стоял под дождем и его лицо уже было окаменевшим и мокрым. Но ему так и не пришлось ничего говорить Финчу, который настолько хорошо его знал, что сразу, без единого слова понял, что случилось.

Все, что было после, – решения, планы, телефонные звонки, споры – слилось в мелькание одной снежной пурги. Информация оседала вокруг него сугробами, и он ждал, пока ему укажут направление и ткнут в спину. Иди туда, сделай то, упакуй это. Финч узнал у миссис Блэнкеншип подробности: Томас вроде поправлялся, он увидел фотографии, которые прислал Стивен, и ему как будто стало лучше. Но когда чуть позднее миссис Блэнкеншип принесла ему завтрак, у него был жар и лицо посерело. Она позвонила доктору, а потом, по совету сиделки, вызвала скорую. Он умер, сжимая в руке фотографии.

– Я подвел его, – сказал Стивен Финчу, пока они ждали Элис и Агнету, поехавших домой за вещами.

– Стивен, ты дал ему возможность воссоединиться с семьей, пусть и на расстоянии, – Финч осторожно подбирал слова и говорил медленно, как будто с ребенком. – Он был очень болен. Отказ печени среди прочего, как сказал врач. Он уже не мог поправиться. Ты же это понимаешь, верно? – голос Финча обволакивал его облаком утешения. – Если можешь, помоги Агнете. Постарайся помнить, что она так и не увидела отца. Ни разу.

Финч больше часа провисел на телефоне, пытаясь раздобыть для них два билета до Нью-Йорка, но накануне праздника все было забронировано. Оставались только окольные маршруты, подразумевавшие долгие часы в воздухе и на земле. Было решено, что они воспользуются уже зарезервированными билетами и на пару дней вернутся в Теннесси с Элис и Агнетой, а потом все вместе отправятся в Нью-Йорк.

– Мне нужно сначала заехать домой, – сказала Элис, и Стивен заметил, что она произнесла слово «дом» немного неуверенно, как будто примеряла его к себе. – Увидеть Финея.

Точно так же она могла бы сказать: «Мне нужен воздух».

Элис переживала сильнее, чем ожидал Стивен, учитывая, что она не видела Томаса тридцать пять лет. Он полагал, что дело в переизбытке сюрпризов, которые разом выпрыгнули на нее как черт из табакерки, когда она этого не ожидала. Они жались друг к другу в очередях и залах ожидания и сидели рядом в самолете, четыре мертвенно-бледных, угрюмых человека. Периодически плакали, но редко в одно и то же время или по одной и той же причине.

Финей встретил их в Мемфисе.

– За руль должны сесть вы, – проговорил Стивен охрипшим от кондиционированного воздуха голосом.

– Стивен, это моя машина, – сказал Финей.

– Верно. Только не давайте ключи Финчу. Он – маньяк за рулем.

– Садись назад, Стивен.

В поездках с Финчем за ним, по крайней мере, оставалось переднее сиденье. Теперь же приходилось ютиться на заднем с Агнетой и Финчем, причем профессор сидел посередине, потому что у него были самые короткие ноги. По дороге до Ориона Стивен то проваливался в сон, то резко просыпался, не понимая, где находится. Впереди Элис сидела так близко к Финею, что в сумерках Стивену трудно было определить, где заканчивается он, и начинается она. Стивен понимал, что скоро опять останется один. После похорон Элис и Финей уедут в Теннесси, а Агнета рано или поздно вернется в Санта-Фе. Финч, несомненно, погрязнет в хлопотах о внуке и преподавании. Профессор храпел во сне, его голова скатилась набок. Кто будет присматривать за ним, когда все это кончится? Не Лидия – у них с Кельвином скоро появятся иные заботы. Стивен выпутался из пальто и подложил его под шею Финчу. Кто будет предостерегать его от опасного вождения? Кто поймет его сомнительные и в конечном счете ошибочные аргументы в пользу важности американского регионализма? С последней панелью или без нее, в чуть больший кабинет или в ту же сырую комнатушку – Стивен единственный возвращался к прежней жизни. Байбера не стало, а то, чего Стивен больше всего стремился достичь – вернуть обе панели, – ускользало у него из рук.

В Орионе он ввалился в парадную дверь дома, который видел второй раз в жизни, радуясь хоть чему-то знакомому: голосу Сейси, запаху ее стряпни, теплому, ароматному воздуху кухни. А еще Фрэнки, который, осторожно обняв Элис, ошарашил Стивена тем, что обхватил его за колени, не давая сдвинуться с места.

– Глаз почти зажил, – констатировал Фрэнки.

Сколько по детским меркам прошло с тех пор, как он был здесь в прошлый раз? По взрослым это казалось вечностью. Сейси хлопотала, радуясь, что дом полон людей, которым она нужна, ртов, которые необходимо кормить, одежды, которую пора стирать, и комнат, которые следует распределить. Она никогда не знала Томаса, и единственной связью с ним для нее была Агнета, над которой она вилась, как над давно потерянной и наконец найденной любимой куклой, приглаживая ее волосы и ощупывая ткань ее пальто, щелкая языком и качая головой.