Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

Ну, что руки у Рыжего замечательные, я знала и без Золотова. А на счет светила в медицине - в это я поверить не могла. Никак. Все понятно: и Мишка у Золотова любимый ученик, и операция - сложнейшая, шла шесть часов. Но светило? И разве имеет право врач оперировать родственницу? Никогда не слышала о нарушении сего негласного правила. Однако именно мое рыжее сокровище умудрилось нарушить запрет. Хорошо, хоть без гадких последствий. Почему Мишка сам мне ничего не сказал? Я думала, будет делать Золотов. Только после узнала, кто оперировал... Ладно! Как бы там ни было, операция прошла блестяще. Тетя Нина пролежала в клинике еще два месяца, и Мишка выхаживал ее, как малого ребенка. В результате их взаимная привязанность только возросла. Мне пришлось научиться делать уколы, чтобы ходить за теткой. Сколько же воплей издал Мишка за время этого обучения! Естественно, по поводу моих, криво приделанных к туловищу рук.

В общем, теткино здоровье досталось нам, будь здоров как. А реабилитационный период грозил затянуться примерно на годик еще. Конечно, было тяжеловато. После первого обследования тете Нине пришлось продать Милку, зарубить всех кур и переехать к нам. Кур мы съели с большим удовольствием. А вот Милку, вернее, ее потерю, искренне жалели. Хорошая корова. И ласковая.

Тетя Нина, как тяжелобольная, спала на отцовском диване. Из спальных мест оставалась только раскладушка. Пришлось нам с Мишкой срочно покупать недорогую кушетку, назанимав денег у всех подряд. Хорошо, что отец давным-давно переехал к своей Евгении. Не то для нас с Рыжим осталось бы только одно место в квартире - на коврике перед дверью.

Чтобы не беспокоить тетю Нину перед операцией, мы вели себя, как пионеры. Она по ночам не спала. Мучилась страшными болями. Нужно было постоянно вскакивать к ней и давать сильные спазмалитики. А потом она легла в клинику, и Мишка совсем переселился туда. Вернулись они оба домой совсем недавно. Не знаю, как Мишка, а я уже немного озверела от такой жизни. Месяцами не вижу мужа. Но даже намекнуть ему об этом боялась. Уж больно не хотелось видеть, как превращаются в льдинки его глаза.

- Слушай, - прищурился Мишка, - а Светка что, действительно влюбилась?

- Ты меня удивляешь, Рыжий! Человек, с рождения влюбленный сам в себя, не может влюбиться в другого.

- Это она тебе так сказала? - он откровенно смеялся.

Я невольно залюбовалась им. Уж эти мне смешинки в его глазах.

- Это я говорю. А она сослалась на то, что я еще не любила тебя, когда выходила замуж.

- Ох, - вздохнул Мишка, - боюсь, она никогда не поумнеет.

И я с ним согласилась. Этот вопрос даже не подлежал обсуждению. К тому же, мне страшно хотелось спать.

- Бог с ней, со Светкой. У нее семь пятниц на неделе, а у меня только одна. И я хочу спать.

- Так пойдем, - он сразу выпустил мою руку и встал. Но дальше не двинулся.

У меня вдруг перехватило дыхание. Что со мной? Я же не шестнадцатилетняя девчонка. Восемь лет замужем. Может, просто отвыкла от Рыжего за полгода? Нет, вы посмотрите на него. У меня все внутри дрожит от волнения, а он стоит и нахально смеется мне прямо в лицо. Здоров стал - не обхватишь. Вон старенькая ковбойка в красную и зеленую клеточку уже давно мала и трещит по швам. И на плечах ткань вытерлась. Жалко. Я ее так люблю ... Он ведь в этой ковбойке был тогда в овраге.

- Алечка! Что с тобой, золотко? - усмехнулся Рыжий. - Ты, кажется, спать хотела? Почему медлим?

- Ты знаешь, Рыжий, я тебя все-таки слегка побаиваюсь.

- В том-то и соль, - нравоучительно пояснил он, повертев указательным пальцем перед моим носом. - Это придает нашим отношениям особую пикантность. И не тяни время. Знаешь же, бесполезно.

- О том, что тебя динамить бесполезно, знают, наверное, все медсестры в клинике.

- Ну не все, конечно, - ехидно улыбнулся Мишка и перевел взгляд на потолок, - но молодые и хорошенькие знают точно.

Ну вот. Так и есть. Ни одной мало-мальски приличной юбки мимо себя не пропустит. Юбочник! Хотя ... Что с него взять? Такому, как он, пять месяцев без жены - труба! Хорошо, что я ничего не знаю наверняка. После истории со Светкой он бережет мои нервы.

- Почему бы тебе опять не переехать в клинику? - заметила я не менее ехидно, делая попытку выскользнуть из кухни. Пусть катится к своим медсестрам. Не получилось. Он схватил меня в охапку.

- Пока рано. Дома есть одно очень важное дело, солнышко.

- Какое? - я притихла, пытаясь усыпить его бдительность. Да разве его обманешь? Он стиснул меня еще крепче.

- Пора детей делать. Время уже пришло.

- Детей? - растерялась я.

- У тебя что, плохо со слухом?

- Нет ...

-А почему переспрашиваешь?

Хочу и переспрашиваю. И как, скажите на милость, не переспрашивать, если я не верю своим ушам? Нет, со слухом у меня действительно все в порядке. А вот в порядке ли у моего мужа с головой? О детях я уже и не мечтаю. Пока мы учились, нам не на что было прокормить даже одного. Затем Рыжему понадобилась ординатура. Он делал карьеру и становился хирургом с большой буквы. И вдруг - несчастье с тетей Ниной. Мишка всегда был против ребенка. Говорил: "Потерпи. Пока рано". Чего там рано? Время-то уходит. А вот сейчас ... Сейчас - против я. Ведь он опять усиленно займется карьерой. Карьерист несчастный. Благо, тетя Нина теперь дома. Заботы о ней и так полностью легли на мои плечи. Если еще и ребенок ... Я просто не справлюсь. Моя драгоценная свекровь не поможет ничем. У нее даже в долг брать бесполезно. Отец тоже останется в стороне. Он считает, что с таким супругом, как Рыжий, женщине не о чем беспокоиться. Ну и на что мы будем жить? На Мишкины сто тридцать?

- Пусти, Миш! С детьми можно пока обождать, - серьезно сказала я, пытаясь освободиться. Шутить и смеяться расхотелось.

- Еще чего?! - возмутился Мишка. - Самое время! Идем, любимая!

Он оторвал меня от пола. Так и понес в комнату. На ходу закрыл ногой дверь. Поставил меня возле кушетки. Не торопясь начал раздеваться. Я делала то же самое. Я не люблю скандалы. А Рыжий не любит моего сопротивления. И не терпит на мне по ночам никакой одежды. Бесится.

Тетя Нина постанывала во сне. Изредка всхрапывала. И мне показалось на минуту, будто время повернуло назад: мы опять слишком юные для окружающих, чтобы заниматься любовью; мы опять партизаним, как когда-то. А потом все соображения отлетели в сторону. Мишка дотронулся до моего тела ... Провел теплой рукой по моей груди, животу ... Сладкая истома вместо крови побежала у меня по венам, затуманила голову ... Он опять заставил меня забыть об этом мире ...

О! Как эта проклятая цунами ломала меня! Как никогда раньше! А когда, наконец, вышвырнула на берег, сил не было ни на что.

Мишка убрал голову с моей груди.

- Ты, как ручеек в пустыне, Алька. Невозможно оторваться. Пью и никак не напьюсь.