Джеки Коллинз - Голливудские жены

— Можешь взять Росса и засунуть его себе в задницу, — кипела от злости Джина.

— А что он сделал?

— Ха! — фыркнула Джина, распаляясь, даже несмотря на то, что прошла уже целая ночь и было время все это переварить. — Почитаешь. Я выгнала засранца.

— Выгнала?

— Да еще как.

— Куда же он пошел?

— А вот на это мне насрать.

— Я сейчас уезжаю в Палм-Спрингс, — торопливо заговорила Сейди. — В понедельник тебе позвоню. — Ей не терпелось повесить трубку.

— Вот жалость, — огорченно заныла Джина. — Я думала, ты сможешь заехать. Надо кое-что обсудить.

— Не хочешь же ты, чтобы я отказалась от двух дней тишины и покоя?

— А что такого? В Спринте ты можешь съездить в любое время.

Как всегда, думает только о себе.

— К сожалению, мне надо ехать. Как я уже сказала, поговорим в понедельник. — И, чтобы Джина не стала дальше канючить, положила трубку.

Итак, Росс и Джина рассорились — и очень даже вовремя.

Она с минуту подумала, потом обзвонила гостиницы «Беверли-Хиллз», «Беверли-Уилшир»и «Бель-Эйр». Ни в одной из них Росс зарегистрирован не был. Может, поехал домой? Назад в объятия ждущей его супруги? Сейди не сомневалась, что Элейн ждет.

Звезды Голливуда могут хоть на голове ходить, а дома их всегда примут как нельзя лучше. Голливудские жены — особая порода.

Хорошенькие, как куколки, безупречно выхолены — и с пропуском на что и куда угодно. Знаменитый муж и есть пропуск.

Долго не раздумывая, Сейди набрала его домашний номер.

Телефонный звонок нарушил их воссоединение. И какое!

Элейн распласталась, разбросав ноги и руки в стороны, на толстом пушистом ковре, а Росс, устроившись сверху, накачивал ее, словно моряк, изголодавшийся на берегу.

Он застал ее врасплох, в дом вступил как герой-победитель, вернувшийся с поля брани.

— Ну и видок у тебя, — заметил он. — А в доме вообще свинарник. — И покатился со смеху. — Да что тут творится?

Вот стыд — так влипнуть! Хоть бы предупредил, что возвращается! Денек бы провела в салоне «Элизабет Арден», вызвала бы чистильщиков — привести дом в порядок, купила бы свежие цветы.

«А, угомонись ты! Какая есть, такой пусть и принимает. Сам, что ли, поражает великолепием? А потом воняет от него, как от заезженной кобылы».

Они с опаской кружили друг против друга, потом Росс выдал:

— Вот что я тебе скажу… Вид у тебя черт знает какой сексуальный. — И, удивив обоих, на нее набросился. В молчании, на полу гостиной, отметили они свое воссоединение.

Тогда-то и зазвонил телефон, и рука Элейн машинально потянулась к трубке, а Росс прорычал:

— Брось ты.

Поздно. Кто бы там ни звонил, он был уже с ними, в комнате.

Зазвучал бесплотный голос:

— Алло, алло…

— Да? — нетерпеливо сказала Элейн.

— Росса Конти, пожалуйста.

— Кто звонит?

— Сейди Ласаль.

— Сейди! Как поживешь? Это Элейн.

Эрекции у Росса как не бывало — словно колесо спустило. Он схватил телефон, быстро поговорил, повесил трубку и с довольной улыбочкой обернулся к Элейн.

— Кажется, мы снова работаем, — сказал он. — Миз Ласаль угодно со мной встретиться.

— Когда?

— Сейчас.

— Одевайся же.

Опять он на нее навалился.

— Сначала доведу до конца, что мы затеяли.

— Росс!

— Подождет!

Сколько он будет здесь торчать? Если потребуется — целый день. В Лос-Анджелес не вернется, не уладив все дела. Изгнание духов, как это называют. Тоже мне дух. Родная мать. Он уже полчаса курил одну сигарету за другой, и наконец темно-бордовый пикап появился снова.

Нечего сидеть и ждать у моря погоды. Он погасил сигарету и торопливо вылез из машины.

Когда он подошел, автомобиль был запаркован, багажник у него открыт и малыш выгружал коричневые пакеты — покупки из супермаркета.

— Мне нужна хозяйка дома, — сказал Бадди.

— Зачем это? — спросил мальчишка, осторожный не по летам.

— А это уж тебя не касается.

— Мамочка! — завопил он. — Тут дядька мне грубит.

Бадди застыл и молча глядел на ребенка, а мать пулей выскочила из дома. Это его брат?

Она кинула взгляд на одного, потом на другого, сперва не узнавая Бадди. Но, взглянув внимательнее, поняла и тихонько ахнула.

— Бадди! — прошептала она. — Господи! — Ни шагу не сделала в его сторону. Только уставилась на него, как на привидение.

— Кто такой Бадди? — пристал мальчишка.

— Ступай домой, Брайан, — приказала она.

— Не хочу домой, — захныкал он.

— Ступай! — Ее кожа по-прежнему была гладкой. Волосы отливали бронзой. Чуть пополнела, но в остальном не изменилась.

Брайан нехотя поплелся в дом.

Бадди раскрыл объятия — жест доброй воли, но она не отозвалась.

— Эй! — сказал он. — Пришло, по-моему, время мириться.

В Лос-Анджелесе был жаркий ясный день. К половине одиннадцатого уже пекло, как в духовке, и в сторону побережья, как обычно, ринулась бездна машин.

Дека жара донимала. Он обрезал рукава у черной рабочей блузы, которую носил, и отхватил по колени джинсы. С остриженной наголо головой, черными плотно облегающими очками от солнца, в сапогах и в обкромсанной одежде выглядел он чудно.

Но в Калифорнии все сходит, и, когда он бродил по Голливудскому бульвару, разговаривая сам с собой, никому до него не было дела.

В голове у него кишели змеи. Они его всего облепили. Были на шее, руках, ногах, туловище, даже во рту. Он сплюнул на тротуар и смотрел, как уползают гады.

На обшарпанной двери — объявление: делают татуировки, и он зашел. Каких-нибудь полчаса — и МАТЬ навсегда вошла в его жизнь.

Он был готов.

Вернулся к своему дряхлому коричневому фургону, что стоял в переулке, и в путь — вершить то, что нужно.

Когда в дверь позвонили, Сейди побежала открывать. Она даже не потрудилась спросить, кто там, так как знала, что должен быть Росс, а в этот раз она хочет его насовсем.

Радуясь заранее, Сейди распахнула настежь массивную дубовую дверь.

— Здорово, мать, — произнес зловещий субъект в черном. — Вот я и дома.

Сейди Ласаль было двадцать, когда в пятидесятых годах она впервые приехала в Голливуд из Чикаго.

Кажется, более неподходящего места на земном шаре для девушки с внешностью Сейди выбрать было невозможно. Как правило, красавицы устремлялись сюда, в город грез, отовсюду — красотки с длинными волосами, гибкие, с розовыми щечками. Сейди была толстой коротышкой, ужасно темной, с обилием жестких курчавых волос, которые росли у нее не только на голове, но везде.

К счастью, у нее не было желания стать актрисой. Она всего лишь хотела удрать от матери, которая ее подавляла, и начать самостоятельную жизнь. Тогда ей казалось, что обосноваться в Голливуде — мысль прекрасная.

Она прибыла в понедельник утром автобусом компании «Грейхаунд», а во второй половине вторника у нее уже была квартира и работа. Два года проработав в Чикаго секретаршей, она обзавелась отличными характеристиками. «Голдман, Форест и Мид», адвокатская контора в Беверли-Хиллз, взяла ее тут же. Она начала рядовой машинисткой, но вскоре продвинулась в личные секретарши Джереми Мида. Это был высокий грубоватый мужчина, женатый, с загаром от гольфа, крепкий здоровьем от тенниса, с маленькими карими глазками, орлиным носом и залысинами в каштановых волосах. Сейди не потребовалось много времени, чтобы стать для него незаменимой.