Джеки Коллинз - Голливудские жены

Горничная приметила ее живот.

— Ладно, — ворчливо согласилась она. — Входите уж. Только ежели обчистите квартиру, с меня шкуру спустят.

Ангель вернулась в жизнь Бадди. Не совсем так, как себе это представляла, но вернулась, и от радости, что опять его увидит, у нее дух захватывало.

Ферди знал, что Сейди на выходные собиралась в Палм-Спрингс. Знал и то, что думала она выехать не раньше десяти тридцати — одиннадцати. Он гордился, что был осведомлен о каждом ее шаге. То, что он узнал от Бадди, можно было ей передать и по телефону, но следует передать лично.

В нерешительности он пребывал только минуту. Значит, надо сменить пляжный наряд на более подходящую одежду. Значит, надо объяснить Рокки, что пикник придется отложить, и Рокки надуется — это как пить дать.

Ферди топнул ногой. Миг неукротимого раздражения. Почему так уж важно, чтобы Сейди немедленно узнала? Господи! Если у него новость и она когда-нибудь разнюхает, что он попридержал новость до понедельника… Это важно, раз связано с рекламными щитами и прочим.

Мадам Ласаль не будет в восторге.

Он сбросил красную тенниску и шорты и поспешил в спальню переодеваться.

Росс ощущал удивительный подъем. Дела идут на лад. Антракт вдали от Элейн пошел обоим на пользу, и теперь он чувствует родство душ, которое, ему кажется, пребудет всегда. Элейн — боец. А не бабенка из Беверли-Хиллз. Любит сорить деньгами и прожигать жизнь, но что-что, а это он знает точно: если понадобится, на нее он всегда может положиться.

Звонок Сейди, на время прервав событие, обоих привел в восторг.

— Передумала, — бурно радовалась Элейн. — Хочет вести твои дела.

Россу пришлось согласиться. К чему же еще призывать в свор особняк утром в субботу?

Он весело вел машину по бульвару Сансет, здоровый, загорелый, пятидесятилетний. В каждой карьере бывают свои взлеты и падения. Он идет на взлет, он ощущает положительные флюиды.

— Мать — проститутка! — Дек плюнул. — Шлюха. Мразь.

Он связал ее, угрожая пустить в ход нож. Крепко примотал к стулу.

Из страха, что ее ударят ножом, она не могла отбиваться. Еще с Тихуаны, со времен врача и злополучного аборта, она боялась крови. В некотором смысле это его вина — если он ее сын, как утверждает.

Маску грубо сорвали. Боль вернулась. И, может, пусть лучше смерть придет, так она истерзана. Кричать — единственное для нее облегчение. Со всех сторон — разные голоса.

— Заткни ее.

— Хочешь, чтобы все соседи в округе ее услышали?

— Отчего так долго?

— Попкой идет, черт возьми.

Снова маска. Ласковый шум в ушах, в носу и в горле, словно смерть зовет ее к себе.

Плывет… плывет…

Отчетливо — действительность.

Мальчик.

— Он не дышит.

— Господи!

— Сделай же что-нибудь, пока не поздно.

Шлепок.

Ничего.

— Не выкарабкается.

— Как бы не так. Нам деньги нужны.

Шлепок.

— Давай же, ублюдочек!

И плач.

Коротенькая передышка.

Удивительно — опять схватка. Она знает, это отходит детское место и скоро все кончится.

Она что было силы втянула в себя воздух, выдохнула в одном протяжном резком вопле, которому, казалось, не будет конца.

Грубоватые руки опять закрепили на лице маску, и еще раз она долгожданно забылась, потеряла сознание.

Когда проснулась, все было кончено. Она лежала в кровати, чистая и помытая, только тупая пульсирующая боль между ног напоминала ей о тяжком испытании. Норин Кэрролл стояла рядом с сестрой Питой. Обе улыбались. Два лица… одно некрасивое и доброе, другое — размалеванное и вульгарное.

— Неприятности твои позади, миленькая, — сказала Норин.

— Ага, не шляйся с кем попало и будешь здорова как бык, — засмеялась Нита.

Она погрузилась в сон.

Она старалась, чтобы голос оставался спокойным. Где-то она читала, что, когда имеешь дело с психом, важно держать себя в руках. И потом она же не какой-нибудь божий одуванчик, а Сейди Ласаль. В ее обществе даже взрослых мужчин подчас бросало в дрожь.

Она подумала о своей очень совершенной системе охраны.

На беду, система была отключена. Вот если б только дотянуться до кнопки «тревога»у кухонной двери, сигнал бедствия зазвенит тогда прямо в полиции.

Дек, бормоча себе под нос, расхаживал по кухне.

Может, попытаться разговорить его? Личное общение — еще один способ продержаться.

Если она и вправду его мать, что же еще может быть более личным? И если это в самом деле так, значит, Росс его отец. А как раз сейчас Росс едет к ней.

Дек перестал расхаживать, плюхнулся на пол и сел, прислонившись спиной к холодильнику.

— Здоровенный домина, — заметил он.

Он ей странно кого-то напоминал. Она не могла понять, кого.

У него ее глаза. Боже! Он напоминает ее, этот чудной, отвратительный незнакомец.

— Я говорю, здоровенный у тебя домина, — повторил он.

— Да. — Она поспешно согласилась.

— Джой бы здесь понравилось.

— Кто это — Джой?

— Моя невеста.

Она сделала усилие, чтобы ее голос звучал как можно естественнее и дружелюбнее.

— Где она? Может, нам ей позвонить и позвать сюда?

Он встал.

— С мужиками трахается. Вот что делает проститутка. Вроде тебя, для любого ноги раскинет. — Слова он произносил безучастно, будто они ничего не значили.

Сейди попыталась перевести разговор, хотя в горле так пересохло, что она еле говорила.

— Как тебя зовут?

Он опять мерил шагами кухню.

— Неважно.

— Нет, важно. Как Джой тебя зовет?

— Джой? — Он остановился с удивленным видом. — Откуда ты знаешь Джой?

— Почему бы тебе не развязать меня, и мы о ней поговорим?

— О ком поговорим?

— О Джой.

— Ссучившаяся проститутка подохла.

— Мне очень жаль.

Дек снова принялся вышагивать, поглощенный своими мыслями.

Она не спускала глаз с кнопки «тревога»у кухонной двери и прикидывала, сможет ли как-нибудь подобраться поближе и нажать.

— Здоровенный домина, — сказал он в третий раз. — Пойду осмотрю его.

— Да, почему бы тебе не осмотреть? — быстро сказала она.

Он выходил из кухни и ее не слышал.

Она вовсю старалась подвинуть стул к черному ходу. Нелегкое дело. Он связал ее электропроводом, который врезался в запястья и лодыжки. И все же дюйм за дюймом она стала продвигаться.

В субботу рано утром Леон Розмонт вылетел из Лас-Вегаса. Он чувствовал, что дело не терпит отлагательств, но в то же время понимал, что Дек Эндрюс уже вот-вот будет настигнут. Может быть.

Ферди гнал, превышая скорость, свой стремительный белый «Ягуар». На будущий год — «Мерседес». Наверняка. А через годик… ну, может, через два — «Роллс-Ройс».

У Ферди были цели в жизни. И каждую он стремился достичь.

Пока он наслаждается быстроходной английской спортивной машиной. Роскошь, которую, на его взгляд, он заслуживает. К тому же юные его приятели от нее в восторге.