Сандра Браун - Алиби

— Я не выношу таких женщин, как Дэви Петтиджон, — сказала Стефи. — Эти ее ужимки южной красавицы… Меня от них выворачивает наизнанку.

Смайлоу легко поднялся и молча двинулся к выходу из приемного покоя. Стефи последовала за ним, и они вместе вышли в теплую, влажную ночь.

— Пожалуй, в чем-то ты права, — промолвил Смайлоу. — То, что ты назвала “ужимками южной красавицы”, Дэви Петтиджон считает искусством.

— Вопрос в том, достаточно ли она искусна, чтобы с их помощью отвертеться от наказания за убийство.

— У тебя холодное сердце, Стефи.

— С тобой иногда бывает приятно разговаривать, — заметила она. — Во всяком случае, комплименты говорить ты умеешь. Позволь ответить тебе тем же, Смайлоу… Я уверена, что, если бы ты был индейцем, тебя, несомненно, прозвали бы Мороженым Окунем, потому что у тебя в жилах вместо крови течет жидкий азот.

— Возможно, — согласился Смайлоу, нисколько не обидевшись. — Но вот насчет тебя я не уверен.

Стефи остановилась возле своей машины и открыла дверцу, но садиться за руль не спешила. Посмотрев на него, она спросила:

— Так что там насчет меня?..

— Я знаю, что честолюбия тебе не занимать, — ответил он спокойно. — Но, насколько я слышал, в последнее время твою кровь согревает не только работа.

— Что ты слышал? — требовательно спросила она. Смайлоу с деланным равнодушием пожал плечами:

— Так, всякие слухи.

— Какие слухи?

Он холодно улыбнулся:

— Просто слухи, Стефи.

Подняв голову, Лоретта Бут следила за тем, как Рори Смайлоу и Стефани Манделл идут через темную стоянку к машине. Возле нее они ненадолго остановились и, обменявшись несколькими фразами, забрались внутрь и уехали.

Потом Лоретта вспомнила, как эти двое приехали сюда сорок минут назад. Их лица дышали энергией и целеустремленностью, которых, как она знала, у обоих было в избытке. Казалось, их легкие высасывают из атмосферы весь кислород, не оставляя ничего тем, кто был слабее.

Лоретта недолюбливала обоих, но по разным причинам. С Рори Смайлоу у нее были давние счеты. Что касалось Стефани Манделл, то ее она знала только понаслышке, однако этого ей было вполне достаточно. Помощник окружного прокурора пользовалась репутацией отъявленной стервы.

Лоретта не знала, почему она не заговорила с ними и не обнаружила своего присутствия. Какая-то не до конца оформившаяся мысль или, может быть, предчувствие заставили ее сидеть, опустив голову к самым коленям, притворяясь спящей. Рассчитывать на то, что Смайлоу или Стефи ей помогут, не приходилось. Детектив наверняка посмотрел бы на нее с презрением и брезгливостью, Стефи же вообще вряд ли бы ее узнала, а если бы и узнала, то не вспомнила бы ее имени. Скорее всего, оба отделались бы ничего не значащими фразами и постарались поскорее от нее избавиться.

И все же отчего она не обнаружила себя? Пожалуй, все дело было в чувстве превосходства, которое посетило ее, пока, незамеченная и неузнанная, она подслушивала их разговоры сначала с врачом, а затем и друг с другом.

Сегодня вечером, еще до того, как поехать в больницу, Лоретта слышала по телевизору сообщение об убийстве Люта Петтиджона и посмотрела пресс-конференцию Смайлоу. Детектив провел ее в своей обычной манере: он держался уверенно и невозмутимо, не давая корреспондентам вывести себя из равновесия провокационными вопросами, однако ничего конкретного так и не сказал. Телевидение показало и Стефи Манделл, которая сидела рядом с ним, однако Лоретту это не удивило — эта маленькая сучка славилась способностью без мыла влезть в любую щель и обожала совать свой нос вдела, которые ее не касались.

Подумав об этом, Лоретта усмехнулась. Ей доставляло удовольствие наблюдать за тем, как эти двое лихорадочно пытаются что-то предпринять, как они разыскивают улики, но то и дело оказываются в тупике. Да разве можно всерьез говорить о каком-то расследовании, если единственные свидетели убийства — люди, которые из-за своего отравления не замечали ничего вокруг? Лоретте было ясно, что у Смайлоу нет на примете ни одной мало-мальски надежной версии, иначе бы он не примчался среди ночи в больницу допрашивать несчастных, многие из которых все еще не могли прийти в себя.

Лоретта посмотрела на часы на стене. Она ждала уже больше двух часов, и с каждой минутой ей становилось все хуже и хуже. Оставалось только надеяться, что из ее затеи что-нибудь выйдет…

— Что ты тут делаешь?

Услышав голос дочери, Лоретта вздрогнула и повернулась. Бев стояла возле ее стула, сердито сдвинув брови и упершись кулаками в бока. Лоретта попыталась улыбнуться, но улыбка у нее вышла заискивающей и жалкой.

— Здравствуй, Бев. Я.., ждала тебя. Разве тебе не передали, что я здесь?

— Передали, просто я не могла отойти.

Бев работала сестрой в отделении интенсивной терапии, но Лоретта хорошо понимала, что дочь могла бы попросить кого-то подменить ее.

Она нервно облизнула пересохшие, потрескавшиеся губы.

— Мне захотелось повидаться тобой, и вот.., решила заехать. Может быть, позавтракаем вместе?

— Моя смена заканчивается в семь, но сегодня я заменяю заболевшую сестру и освобожусь только в двенадцать. Так что отсюда я сразу поеду домой — спать.

— О-о-о… — Все оказалось гораздо сложнее, чем Лоретта рассчитывала. Впрочем, она с самого начала знала, что без проблем не обойдется. Опустив глаза, она принялась теребить пуговицы своей несвежей блузки.

— Ты ведь приехала не за тем, чтобы пригласить меня позавтракать, не так ли? — Голос Бев прозвучал грозно, и Лоретта непроизвольно втянула голову в плечи.

— Видишь ли, я…у меня…

— У тебя кончились деньги, тебе не на что купить виски, и ты явилась выпрашивать подачку у меня, так?

— Я не пила уже несколько дней, Бев. Клянусь, ни единой капли!

— Да от тебя же несет, как от пивной бочки!

— Мне плохо, Бев, правда. Наверное, я заболела. Мне…

— Оставь это для других. — Бев достала из записной книжки десятидолларовую банкноту, но не отдала ее сразу, а заставила мать тянуться за ней. — И не смей больше являться ко мне на работу, — добавила она чуть тише, заметив, что сестра за стойкой регистрации с любопытством поглядывает в их сторону. — Если я еще раз увижу тебя здесь, я позвоню в нашу службу безопасности и тебя вышвырнут, ясно?

Проглотив оскорбление, Лоретта кивнула. Она привыкла к такому обращению.

Бев ничего больше не сказала. Повернувшись так резко, что подошвы ее мягких теннисных туфель противно скрипнули по кафельному полу, она быстро пошла прочь. Когда она была уже у лифта, Лоретта снова подняла голову.

— Бев, не надо на меня сердиться, ладно? Я…

Она не договорила. Двери лифта закрылись, но Лоретта успела увидеть, что Бев стоит, разглядывая что-то на потолке кабины, словно даже смотреть на родную мать ей было неприятно.