Шеннон Дрейк - Опасности любви

Люциан первым встретил неприятеля…

Тогда-то он впервые и увидел ее. Она гордо стояла на носу головного корабля, подобно дракону, украшающему судно. Ее длинные волосы, развевающиеся на ветру, были иссиня-черными и резко выделялись среди большинства светлых голов. Под богатой накидкой, подбитой мехом, было надето платье, в цвет ее шикарных волос. Глубокий разрез открывал длинную, грациозную шею и позволял рассмотреть высокую грудь, в ложбинке которой был заметен золотой медальон. Подбородок ее был высоко поднят, глаза широко раскрыты, в них отражался азарт схватки… и искрилась радость.

Женщина наблюдала за битвой, не делая ни малейшей попытки уклониться от стрел. Казалось, она просто не замечает их.

Воин-гигант с огненно-рыжей копной волос набросился на Люциана. Он увернулся и, размахнувшись мечом, доставшимся ему по наследству, нанес мощный удар в плечо противника. Смертельно раненный викинг рухнул под копыта Малахи. Еще отец показал Люциану преимущество конника в гуще пеших воинов, и теперь он следовал его советам. Люциан крепко держался в седле, беспощадно разя мечом противника.

За рыжеволосым последовал воин с белыми как снег волосами. «Старый, готов вознестись в Вальхаллу», — отметил про себя Люциан и секущим ударом отправил старика к праотцам. Потом он убил молодого воина, почти мальчишку. Он потерял счет своим жертвам. Мелководье вокруг его коня заполнилось трупами. Вода покраснела от крови и пенилась.

В какое-то мгновение Люциан почувствовал на себе чей-то взгляд. Он посмотрел на корабль и увидел, что женщина наблюдает за ним. На ее лице играла улыбка. Похоже, битва доставляла ей огромное удовольствие.

Некоторое время Люциан был не в состоянии оторвать от нее глаз. Из секундного забвения он вышел лишь тогда, когда на него обрушилось не менее полудюжины вражеских воинов. Кто-то выбил из рук меч. Нападавшие тянули его в воду. Люциану казалось, что еще немного, и его легкие не выдержат, он захлебнется. Он пытался нащупать в воде меч. Наконец это удалось. Он с трудом поднялся и понял, что окружен.

Он стоял лицом к берегу и видел, что викинги, прорвав ряды крестьян, бросились за спасавшимися бегством женщинами и детьми.

— Сдавайся, вождь, и мы сохраним им жизнь! — услышал он ее голос. Она говорила на гэльском наречии.

Странно, но женщина уже стояла перед ним. Вернее, парила над водой. Или ему так кажется?

— Ваши гарантии?

Она вскинула бровь, пожала плечами, повернулась к берегу.

— Освободите детей… оставьте в покое крестьян, пусть уходят. И этих глупых деревенских девок и женщин тоже, кроме… вон той, — указала она на Игрению. — Отрубите ей голову, пусть он видит, что мы не знаем пощады.

Сердце Люциана остановилось. Неужели она догадалась, что Игрения его жена?

— Отпустите ее, или, клянусь, я убью себя! Женщина посмотрела на пленного. В ее глазах сквозило любопытство.

— Вождь, а ты не прост. Ладно. Раз уж ему так хочется, оставьте ей голову!

— Люциан! Не думай обо мне! Не уступай им! — выкрикнула Игрения.

— Она просит смерти! — воскликнула незнакомка.

— Не прикасайтесь к ней! — приказал Люциан.

Женщина холодно улыбнулась. Вокруг нее бушевал ветер, но опасность, которую она источала, была больше, чем любой ураган.

— Постараюсь сдержаться, — проговорила она, поглаживая пальцами золотой медальон, висевший на груди. — Твой меч!

— Отпусти ее, пусть идет с остальными. — Люциан показал на жену.

Незнакомка приблизилась к нему. Казалось, она едва касается воды. Он не верил в такие штучки, но…

«Колдунья!»

Он услышал шепот, донесшийся с берега.

Ведьма! Да, она ведьма. Колдунья…

«Показалось! — подумал Люциан. — Не верь глазам своим».

— Она тебе не нужна. У тебя буду я.

«Это видение! Не верь!»

Его губы отказывались двигаться, горло пересохло. Он посмотрел на женщину и с трудом отвел взгляд. Наконец выдавил:

— Мне не нужна ведьма.

— Ты лжешь. — Улыбка на лице незнакомки стала еще шире.

Она права — он солгал.

С ним происходило что-то странное… В паху словно разожгли огонь. Люциан возжелал ее, как не желал никого и никогда. Он жаждал коснуться ее тела. Перед женой, которую обожал и которой грозила смертельная опасность, перед воинами, крестьянами и детьми… перед Богом… он мог поклясться, что хотел ее. В воде, в грязи, где угодно, сейчас же, немедля. Он весь горел от желания…

Люциан попытался прийти в себя. С трудом, с болью.

— Отпусти ее, пусть уйдет с детьми, — из последних сил потребовал он.

В глазах колдуньи искрилось веселье.

— Скажи, чтобы я приблизилась к тебе, — приказала она.

— Что?

— Позови меня… чтобы я узнала тебя.

— Можешь узнать меня, можешь делать все, что угодно, только отпусти эту женщину!

Победная улыбка расцвела на лице незнакомки.

— Отпустите ее, — приказала она.

Игрению отпустили. Она взглянула на мужа. На миг он освободился от колдовских чар. Боже! Как он любит жену!…Ее глаза, смех, тихий нежный голос…

«Беги! Помоги мне в борьбе за собственную жизнь тем, что спасешь свою», — мысленно молил он.

Игрения словно прочитала его мысли. Она тут же устремилась за женщинами и детьми.

— Она ушла, — объявила черноволосая колдунья и повернулась к Люциану, впервые проявив раздражение, — А может, мне следует лишить тебя глупой головы, чтобы все знали: мы всегда берем что хотим.

Он смерил ее взглядом — их разделяла стена гнева.

— Правильнее будет снести твою голову, чтобы ты поняла, что мир — не площадка для твоих игр.

— Меч! — потребовала она. — Или твое слово ничего не стоит?

Люциан медленно протянул руку и разжал пальцы. Меч скользнул в воду. Колдунья кивнула и пошла прочь. Он услышал позади себя шум, резко обернулся и получил удар по голове. В глазах потемнело, Люциан провалился в царство тьмы…

Он знал, что находится в странном месте. Время шло… Он видел сны, но молил, чтобы их не было. Его тело стонало от боли, горело огнем.

«Я излечу тебя…»

Темноволосая ведьма была рядом.

— Поди прочь, мерзкая тварь… — скрежетал он зубами.

Ее смех вызывал отвращение.

«Я исцелю тебя, ты почувствуешь себя как никогда раньше. Я дам тебе силу, какой ты еще никогда не знал. Позови меня…»

— Никогда!

Отрекаясь, он испытывал страшную боль, которая заставляла его кричать подобно ребенку. Но внезапно к этим нечеловеческим страданиям примешивалось удовольствие — развратное и позорное. Его разрывало желание, хотя он и отдавал себе отчет, что все это не могло быть реальностью, только часть темноты и кошмара. В его снах была и Игрения. Она звала его, стоя в воде, вытянув вперед руки. Ее светлые волосы развевались на ветру… «Игрения! Игрения!» — повторял он имя своей жены.