Оливия Голдсмит - Леди в наручниках

Но вернемся к моему мужу. Он мог бы выжить. Он умер только потому, что хотел отомстить мне. Пуля всего лишь задела аорту. Вы можете сказать, что это достаточно серьезная рана, но с его волей к жизни он мог бы продержаться до приезда медиков, и его бы спасли. Однако это его не устраивало. Он всегда умел настоять на своем. Он умел выйти победителем из любой ситуации. Впрочем, это всего лишь одна из причин, почему я так отчаянно его ненавидела. И почему пистолет, который я держала, выстрелил в его направлении. Вообще-то, в тот момент я собиралась убить себя. Как глупо с моей стороны…

Моим мужем был тот самый знаменитый Ричар Рафферти, друзья называли его Риф. В ту минуту, когда пуля пробила его лживое сердце, последняя книга Ричарда, которая как раз называется «Жизнь сердца», обсужудалась в новостях по телевидению. Книга? В новостях? Я вижу, вас это удивляет. Но все очень просто: Ричард был любовником дамы, которая являлась продюсером передачи.

Кстати о вечерних новостях: я узнала, что вновь прибывшая мисс Дженнифер Спенсер находится сейчас в блоке наблюдения. Для нас она настоящая сенсация. Я с интересом следила за ее историей — ведь в тюрьме тоже следует чем-то интересоваться. Кроме того, оба моих сына занимаются тем же бизнесом, что и она. С самого начала мне было ясно, что ее подставили. Наверное, это мужчина. Но мне было непонятно, сознает ли она, что происходит. Замешана ли она сама в этом мошенничестве? Я даже начала с нетерпением ожидать встречи с ней, потому что тогда я буду знать наверняка.

Вы спрашиваете, как я это узнаю? Это еще одно из последствий убийства мужа: ваши мозги выворачиваются наизнанку. Хотя сам процесс переносится весьма болезненно и занимает много времени, зато в конце концов понимаешь, что это неплохая вещь. Я сознаю, что следующее высказывание покажется безумным, но я стала лучше после того, как убила мужа. К примеру, я научилась безошибочно разбираться в людях.

Если кто-то думает, что я пропагандирую убийство как метод самосовершенствования, позвольте мне сразу вас поправить. Да, я стала лучше, но я и раньше была хорошим человеком. А Риф не был. Он не стоил того, чтобы я пачкала об него руки. Он заслуживал с моей стороны только равнодушия. Именно это я к нему испытываю сейчас. Платить жизнью и свободой за возможность отомстить — такую сделку я никому не посоветую совершить.

Я, кажется, уже дала понять, что Дженнингс — это что-то вроде ада. Как только меня сюда привезли, я сразу впала в отчаяние. Пока шел суд, нужно было вставать с постели, одеваться, что-то изображать. Здесь же все потеряло смысл. Я хотела только умереть. Возможно, это трудно представить, но я была директором одной из самых престижных школ на Восточном побережье, общалась с богатыми и знаменитыми людьми и учила их дочерей. А в первый же день в Дженнингс мне приказали «шевелить гребаной задницей». Мое имя напечатано в справочнике «Кто есть кто в американском образовании», но здесь я всего лишь «старая сука».

Со временем я адаптировалась к вульгарности. Труднее всего было привыкнуть к потере всех чувственных удовольствий. Мой брак не был счастливым, но я жила в прекрасном доме, почти каждый год бывала в Лондоне и Париже, проводила лето в Тоскане, была гурманом и знатоком изысканных вин, собирала редкие книги, водила «Мерседес», регулярно посещала балет и делала покупки в дорогих магазинах. И неожиданно я оказалась в одном из самых уродливых мест на земле. Навсегда! Уверяю вас, более мрачного, унылого и отвратительного места просто не существует. Лучше уж сидеть в темном сыром средневековом подземелье, чем здесь. Там хотя бы можно восхищаться архитектурой, а Дженнингс больше всего напоминает убогий безликий лабиринт, в который помещают крыс, чтобы проверить, сообразят ли они, как им оттуда выбраться. Даже облезлые стены или осыпающийся потолок придали бы этому месту хоть какой-то интерес. Но нет. Здесь господствует прагматика шестидесятых. Здание рассчитано на века, строители думали только о прочности, не заботясь о красоте. Может быть, это послевоенный невроз? Я имею в виду войну во Вьетнаме. Этот стиль мог бы называться «Простота возмездия», «Уродство прекрасно» или «Смерть в жизни». И я останусь здесь до самой кончины. Как это неэстетично!

Может быть, вы удивитесь, но я волновалась о том, как Дженнифер Спенсер перенесет камеру наблюдения. Ее юность прошла в условиях честной бедности, однако последние годы она жила в роскоши. Заключение в Дженнингс должно быть для нее нелегким, мягко выражаясь, испытанием. Но, конечно, поверхностный интерес к характеру и судьбе Дженнифер Спенсер нельзя сравнивать с серьезным интересом, который я испытывала к таким сильным личностям, как Мовита Уот-сон и ее верная подруга Шер. Я никогда не встречала подобных женщин до моего перерождения, и меня поражает их врожденная интеллигентность.

Мовита, к примеру, сразу показалась мне порядочным человеком. Она ведет себя жестко и порой даже грубо, но она справедливая, умная и прекрасно разбирается в людях. До того, как Мовита попала в Дженнингс, я была здесь никем. Может быть, поэтому мы довольно быстро подружились. По ее словам, ей стало интересно, что это за «странная старая сука». Мовита говорила тогда, что я похожа на учительницу, уцелевшую после ядерного взрыва. Оставалось заменить учительницу на директора школы, и картина становилась абсолютно точной.

Так или иначе, благодаря имиджу школьной учительницы я получила место библиотекаря. И с тех пор одержима стремлением расширить фонды. Книги всегда играли большую роль в моей жизни. Почти как еда и питье. И до, и после моего преступления.

«Жизнь сердца» — по странному совпадению, в нашей библиотеке оказалось два экземпляра этого произведения — была шестой книгой Ричарда. Этот шедевр о том, какой удивительной и прекрасной стала бы жизнь людей, если бы они отдались любви. Самому ему это было, к сожалению, недоступно. Он провел меня и двух наших сыновей через ад, пока писал эту книгу; впрочем, так же было и с двумя предыдущими его произведениями. Дети только мешали ему, а я постоянно раздражала. Однажды он обвинил меня в том, что я слишком громко перелистываю страницы, когда читаю…

Брюс и Тайлер, несмотря на очевидные успехи в бизнесе, разочаровали его. Но это я как раз могла понять. Для фальшивого, самонадеянного человека, лишенного чувства юмора, большое разочарование иметь двух сыновей, которые видят его насквозь и смеются над ним. Я же, воспитанная в понятиях семейного долга, мирная и преданная жена, поддерживала его, как только могла. Всегда все прощала, кормила, умывала, правила его черновики и вместе с ним ненавидела редактора. Я делала все это тридцать четыре года. С чего бы мне прекращать это тогда, когда я была нужна ему больше всего?