Нора Робертс - Секс как орудие убийства

– Да, помню, – Она защемила пальцами переноси­цу. – Нарой что-нибудь, и поскорее… Что-то я хотела тебе сказать… Ах, да. Я обожаю такую музыку!

Ева дала отбой. Может быть, у нее вовсе не такой уж железный характер?

Она позвонила в управление, приказала установить наблюдение за двумя точками, встала и начала расхажи­вать по кабинету.

Почему так долго нет сообщения от окружного про­курора? Наверно, ей нужно спуститься. И взять на себя обязанности хозяйки дома. Сейчас эта роль удавалась ей лучше, чем год назад. Ева играла ее не идеально, но сносно. Правда, чаще всего она делала это во время де­ловых обедов и приемов, на которых присутствовало множество гостей, а потому уделять повышенное вни­мание каждому было вовсе не обязательно. Но при­нимать дома собственного начальника… Нет, светские разговоры и непринужденные беседы – конек Рорка, а не ее.

Тяжело вздохнув, Ева пошла в спальню за портупе­ей. Пристегнув к портупее кобуру, она почувствовала, что вновь владеет собой.

Люциус чувствовал то же самое. Он владел собой. В глубине его оскорбленной души клокотал гнев, но ее поверхность была затянута льдом. И даже если гнев время от времени прорывался наружу, это не мешало Данвуду владеть собой.

Он знал, что мать будет хныкать, плакать и умолять. Ее поведение было предсказуемым. По его разумению, такими были все женщины – слабыми и покорными от природы. Они требовали руководства и твердой руки. Его матерью всегда управляли твердой рукой. Сначала дед, потом отец. А он, Люциус, просто поддерживал тра­дицию семьи Макнамар-Данвудов.

Мужчины этой семьи всегда командовали парадом. Всегда были победителями. Мужчины этой семьи за­служивали уважения, послушания и нерассуждающей преданности. С ними нельзя было обращаться, как с ря­довыми преступниками, хватать, бросать за решетку и допрашивать.

И их никогда, никогда не предавали.

Естественно, из тюрьмы его выпустили. Люциус ни минуты не сомневался в том, что это случится. Он ни за что не позволит, чтобы его посадили в клетку, как животное! И все-таки он не мог избавиться от чувства уни­жения. Сначала его бросили за решетку, потом потащи­ли в суд, нарушили его права…

Ему противостояла какая-то Ева Даллас. Господи, откуда она взялась?! Люциус всегда считал, что женщи­нам никогда нельзя давать власть, и это, пожалуй, было единственным, в чем он соглашался со своим злосчаст­ным дедом.

Он не будет торопиться. Составит тщательный план. Выберет место и время. А когда все будет готово, жесто­ко отомстит ей за то, что она посмела поднять на него руку, испортила игру и публично опозорила.

Тихое место, небольшая прелюдия, а потом… О да, его свидание с лейтенантом Даллас будет очень бурным. На этот раз он наденет на нее наручники. А когда она получит порцию «Шлюхи» и станет умолять о той единственной вещи, которой на самом деле хотят все женщины, он даже не станет трахать ее. Он причинит ей боль, невыносимую боль, но откажет в последнем осле­пительном наслаждении.

Она будет умирать от отчаяния, как сучка в охоте.

От этой мысли у него затвердело в паху. Это еще раз доказывало, что он мужчина.

Но Даллас и ее наказание могли подождать. Куда важнее было разобраться с Кевином.

Старая дружба не оправдывает предательства. Кевин должен за все заплатить. Тем более что эта расплата по­служит его собственному оправданию.

Люциус тщательно подготовился к выполнению за­дачи. Надел на голову гладкий медно-рыжий парик и придал коже молочную белизну. Согласно удостоверению личности, его звали Терренс Блэкберн и он был адвокатом Кевина Морано.

В его маске были изъяны, Люциус признавал это. Но необходимость торопиться оправдывала некоторые погрешности в деталях. В конце концов, люди видят лишь то, что хотят видеть. Он прекрасно знал это. Он был похож на Блэкберна и имел удостоверение на его имя. Носил типичный костюм преуспевающего адвоката по уголовным делам. Имел при себе дорогой кожаный «дипломат». И выражение лица у него было мрачное и высокомерное.

Люциус без труда проник в управление. Когда он потребовал свидания со своим клиентом, это вызвало у дежурного копа не столько интерес, сколько досаду.

Люциус хладнокровно подчинился беглому обыску и снова предъявил для рентгеновского просвечивания свой «дипломат». Когда его привели в комнату для свиданий, он сел, сложил руки на коленях и принялся ждать.

Когда привели Кевина, на котором был мешкова­тый ярко-оранжевый комбинезон, Люциус испытал хо­лодное злорадство, которое пересилило гнев. Лицо друга, облаченного в ужасную тюремную одежду, было серым и унылым, но при виде адвоката он тут же вос­прянул духом.

– Мистер Блэкберн, я не ожидал, что вы придете ко мне еще раз. Вы сказали, что завтра утром мне предсто­ит предварительное слушание, и я должен буду доказать, что находился в моральной и эмоциональной зависи­мости. Что, появились какие-то новости?

– Мы обсудим это. – Когда Кевин сел, Люциус не­брежно махнул охраннику рукой и открыл «дипломат». Дверь захлопнулась. – Как вы себя чувствуете?

– Ужасно! – Кевин заломил руки. – Правда, я си­жу в одиночной камере, лейтенант Даллас сдержала сло­во, но там темно и… и воняет! В любой момент кто-то может заглянуть в «глазок», и нельзя ни секунды по­быть наедине с собой. Мистер Блэкберн, я не могу си­деть в тюрьме! Это невозможно! Нужно что-то сделать. Сделать так, чтобы предварительное слушание сложи­лось в мою пользу. Я мог бы провести некоторое время в частном реабилитационном центре или… или под домашним арестом. Но вернуться в тюрьму?! Нет, ни за что!

– Мы найдем способ избежать этого.

– Серьезно? – Кевин обрадовался и наклонился к собеседнику. – Но днем вы сказали… Ладно, неважно. Спасибо. Спасибо большое. Теперь, когда я узнал, что вы принимаете соответствующие меры, мне сильно по­легчало.

– Меры принимаются, но мне нужны деньги. Что­бы расчистить тропу.

– Все, что хотите! – Кевин закрыл лицо руками. – Я не могу оставаться тут. Не знаю, как я переживу эту ночь.

– Вам нужно сохранять спокойствие. Выпейте воды.

Люциус поднялся и прошел к стоявшему в углу ох­ладителю воды. Наполнив чашку, он незаметно вылил туда содержимое флакончика, висевшего на цепочке под рубашкой.

– В вашем признании говорится, что во всем вино­ват Люциус Данвуд, – сказал он, возвратившись. – Это была его игра, и он выигрывал.

– Я знаю, что поступил дурно, и чувствую себя ужасно. Но что я мог поделать? Эта Даллас говорила, что иначе все преступления припишут мне. – Кевин зал­пом выпил воду. – Но я не виноват. Каждому понятно, что я не виноват. Я никогда не решился бы на это, если бы не Люциус.

– Он умнее вас. И сильнее.