Лиза Джексон - Если бы знать

– Черт побери! – гневно прохрипел старик. Лицо его побагровело. – Она здесь была, а ты нет! Самозванка! Оба вы самозванцы!

Он потянулся к столу, где стояли семейные фотографии: Алекс, Марла, Сисси и совсем недавний снимок Джеймса.

– Вот Марла и ее семья.

– Да, папа, знаю, я приехала с Ником, потому что он согласился меня отвезти и...

– И ты решила, что я уже ничего не соображаю, а? Что родную дочь от фальшивки отличить не могу? Думаешь, раз я умираю, то можно пудрить мне мозги?

В глазах его полыхало презрение. Марла содрогнулась: что-то подсказало ей, что с таким же презрением он смотрел на нее и в прошлом.

– Так ничего и не поняла? – прошептал он слабеющим голосом. – Ты не моя дочь!

– Но... – начала Марла – и вдруг осеклась. – О боже...

Несколько секунд она стояла неподвижно, вцепившись побелевшими пальцами в прутья кровати, округлив глаза и приоткрыв дрожащие губы, словно ей явилось какое-то ужасное видение.

– Убирайся, Кайли! – прохрипел Конрад. Толстые стекла увеличивали ярость в его глазах, ноздри раздувались от примитивной, свирепой злобы. – И больше не приходи. Ты ни гроша от меня не получишь, ясно? – Из последних сил он вытянул руку и нажал на кнопку вызова медсестры. – Убирайся! Вон!

Послышались торопливые шаги, и в дверях возникла грудастая медсестра с постно-ласковой миной.

– Мистер Эмхерст вызвал дежурную, – объяснила она, склоняясь над кроватью. – Вам что-нибудь нужно, мистер Эмхерст?

– Да, – прохрипел Конрад. С побелевших губ его на подбородок текла струйка слюны. – Выгоните этих обманщиков и больше их сюда не впускайте!

– Но это же ваша дочь! – всплеснула руками медсестра.

– Ха! Мне она не дочь, что бы ни плела эта шлюха, ее мать!

– Мистер Эмхерст! – в ужасе воскликнула медсестра (хотя Ник подозревал, что к лексикону мистера Эмхерста она давно привыкла).

Обернувшись, сестра бросила Нику и Марле взгляд, ясно говоривший, что Конрад Эмхерст, как видно, не в полном рассудке.

– Уберите их отсюда! – приказал он, и сестра жестами показала посетителям, что лучше уйти.

– Это все морфий, – объяснила она, как только все трое вышли из палаты. – Порой его ум совершенно ясен, а порой – сами видите – он не отличает реальности от сновидений. Пожалуйста, поймите, он очень болен.

— Мой муж был здесь? – немного оправившись от потрясения, спросила Марла. – Алекс Кейхилл. Может быть, он заезжал сюда с кем-то еще?

– В мое дежурство – нет. Впрочем, справьтесь в приемной. Может быть, кто-нибудь его вспомнит. Вообще-то посетителям положено регистрироваться в специальном журнале, но этого почти никто не делает.

– Мы не регистрировались, – подтвердил Ник. Раздался мелодичный звон, и над дверью Конрада Эмхерста, объявляя о новом вызове, замигала лампочка.

– Похоже, у него сегодня тяжелый день, – извинилась медсестра и побежала в палату.

– Мы уже уходим. – Ник подхватил Марлу под локоть и почти поволок за собой по коридору.

Здесь тоже был постелен толстый ковер, приглушающий шаги, а вдоль стен для удобства ходячих больных сделаны деревянные перила. Окна просторного холла выходили на лужайку с безупречными клумбами: здесь и там стояли столы с лампами, кресла и диваны, но Ник заподозрил, что здешние обитатели не часто выходят подышать свежим воздухом. Смерть есть смерть, как ее ни приукрашивай, и в стильном элегантном хосписе для миллионеров она, быть может, еще страшней, чем под забором.

Ник подошел к конторке и проверил регистрационные записи. Если Алекс здесь и появлялся, то не оставил следов в журнале.

– Пошли отсюда, – сказал Ник Марле.

Электронные двери с легким жужжанием распахнулись перед ними, и Ник с облегчением ступил за порог элитной темницы.

В холодном воздухе, пропитанном солью моря, чувствовалось дыхание близкой зимы. Чайки с криками носились над Заливом. В синем небе неспешно плыли облака.

– Конрад всегда был редкой свиньей, – заметил Ник, пока они шли по тротуару к автостоянке.

– Он болен.

– Поверь, здоровый он был немногим лучше.

У машины Марла наконец осмелилась поднять на него взгляд. Она почти овладела собой – только на щеках горели красные пятна.

– В следующий раз, когда мне придет светлая мысль отправиться в гости к кому-нибудь из родственников без приглашения, ты меня просто пристрели, ладно?

– Постараюсь запомнить. – Ник открыл дверь, и Марла устроилась на пассажирском сиденье. Ник сел за руль и завел мотор.

– Он не признал в тебе Марлу.

– Спасибо за разъяснение, я это поняла, – фыркнула она. – Не могу его винить. Я и сама-то себя не узнаю. – Прищурившись, она начала рыться в сумочке в поисках темных очков. – И еще он назвал меня Кайли.

«Знакомое имя. Но чье? Ее собственное? Нет, вряд ли! Может быть, она знала женщину с таким именем?» Марла напрягла память, но тщетно; прошлое ее по-прежнему скрывалось за опущенным занавесом.

Выехав на шоссе, Ник взглянул на свою спутницу.

– Это имя тебе что-нибудь говорит?

– Да... может быть. – Она нацепила на нос очки. – Кажется... нет, бесполезно – ничего не помню. – Марла неопределенно пошевелила в воздухе растопыренными пальцами. – Плавают какие-то обрывки. Пытаюсь ухватить, а они выскальзывают из рук. Но в одном я уверена – я уже слышала это имя. Знаешь, звучит странно, но мне вдруг показалось, что в каком-то смысле Конрад знает обо мне больше, чем я сама. – Она вздохнула и приоткрыла окно, впуская в машину просоленный морем воздух. – Иногда я не могу отличить реальность от фантазий. Но эта враждебность, откровенная ненависть у него на лице – это ведь было, я это не придумала! И как совместить это со всем, что мне рассказывали о нем и о наших отношениях?

– Да, он был не очень-то рад тебя видеть, – глубокомысленно заметил Ник, не зная, что еще сказать.

– Он меня ненавидит!

– По крайней мере, сегодня, – согласился Ник.

– А мне твердят, – заговорила Марла, глядя в окно, на зеленеющие холмы, – что мы с ним невероятно близки, что он осыпал меня дорогими подарками, что я для него была единственным светом в окошке. Или я чего-то очень сильно не понимаю, или все это вранье! С того самого момента, как я очнулась, стоило мне подумать об отце, как появлялось смутное ощущение, что в наших отношениях что-то неладно. Что мы не нравимся друг другу. Не нравимся. Это еще мягко сказано, правда?

Она бы посмеялась над абсурдностью ситуации, если бы все это не было так грустно. Столько родственников, а душевной близости с ними нет. Ни с мужем, ни с дочерью. Только с малышом. И с Ником.

– Почему, интересно, – помолчав, заговорила Марла, – он решил, что я была здесь с Алексом?

– Медсестра сказала, что из-за таблеток он не отличает сны от яви, – ответил Ник. Марла взглянула на него.