Лиза Джексон - Тень сомнения

– Принцесса, красавица моя, – прошептал Кейн. Ему отчаянно хотелось, чтобы отношения между ними сложились по-другому, чтобы ему не пришлось использовать Клер в своей войне против ее отца. Он мечтал прийти к ней с чистой совестью и с открытой душой, а вместо этого ему приходилось скрывать свои тайные мотивы.

Чувство вины вновь шевельнулось в его душе, но он обнял ее и поцеловал. Клер вздохнула, ее ресницы затрепетали, на губах появилась откровенная, наивная, полная желания улыбка, всегда заставлявшая его терять голову.

– Опять? – спросила она, зевая, и ее спутанные волосы рассыпались у него на плече.

Он снова поцеловал ее и отметил про себя, как точно совпадают их губы. Его язык скользнул ей в рот, и уже через несколько секунд ее сонное тело проснулось и ожило. Ее руки обвились вокруг его шеи, он погрузил лицо в ложбинку у нее между грудей, потом развел ей ноги коленями и вонзился в нее с неистовой и голодной страстью девятнадцатилетнего мальчишки.

– Кейн, – прошептала она ему на ухо.

Они оба начали задыхаться, их кожа подернулась испариной, Клер выгибалась, встречая каждое проникновение своим собственным нетерпеливым желанием. Кейн двигался все быстрее, сжимал ее все крепче, чувство вины стучало у него в мозгу так сильно, что пришлось закрыть глаза. Он не мог этого сделать, не мог предать ее, он любил ее так, что было больно, и не мог уничтожить ее вместе со всей ее семьей.

И вот он кончил. С хриплым криком и последним содроганием он рухнул, прижимаясь к ней всем телом. Они слились в единое целое, но их союз был обречен и проклят всеми демонами ада.

Раздираемый муками совести, он поцеловал ее в лоб и ощутил на губах солоноватый привкус пота. Вот по ее телу, медленно затихая, прошла последняя дрожь.

– Я не хочу причинять тебе боль, – сказат Кейн, губами отводя челку с ее лба.

– Ты не причинишь мне боли, – ответила Клер, глядя на него и доверчиво улыбаясь.

Он еще раз поцеловал ее, медленно и крепко, уже сознавая, что выбора у него нет. Несмотря на все данные себе клятвы и обеты, он был обречен предать ее, и тогда, что бы ни случилось впоследствии, она будет его ненавидеть до конца своих дней.

– Прекрати! Ты меня с ума сводишь! Что с тобой вообще происходит? – сварливо выбранила брата Пейдж, оторвавшись от игры в бридж. Она схватила горсть орехов из вазочки и запихнула их в рот.

– Ничего со мной не происходит, – солгал Уэстон.

Мысленно он одернул себя: надо скрывать от посторонних свое эмоциональное состояние. А он не удержался и начал метаться по гостиной, где Пейдж, Стефани, Кендалл и его отец играли в бридж. Инвалидное кресло Нила подкатили к карточному столу. Ходить он не мог после удара, но речь у него сохранилась, а левой рукой он пользовался достаточно ловко, чтобы принимать участие в еженедельной карточной игре.

– Что-то происходит, это точно, – сказал Нил, сощурив единственный живой глаз на сына. – Ты всегда места себе не находишь, когда тебя что-то тревожит.

– С папочкой все в порядке, – вступилась за отца Стефани. – Оставьте его в покое. Мам, твой ход.

Уэстон ощутил благодарное тепло в груди. Она всегда была на его стороне – эта девочка с волосами цвета спелой пшеницы и ярко-синими глазами. Стефани унаследовала от обоих родителей удачную комбинацию генов, сделавшую ее ослепительной красавицей. «Папина дочка!» – с гордостью подумал Уэстон. Но права была все-таки не она, а остальные. Он действительно сходил с ума.

Разжиревшая, вечно трясущая своим дурацким браслетом Пейдж видела его насквозь и порой доводила до смертного страха. Иногда она улыбалась ему жутковатой улыбочкой, словно намекая, что у нее против него кое-что есть: что-то смертельно опасное, некий компрометирующий материал, который она готова пустить в ход при первой же его попытке повредить ей. Она даже открыто намекала на нечто подобное.

– Смотри, как бы со мной не случилось чего-нибудь непредвиденного, Уэс, – как-то раз сказала она ему. – Если я вдруг умру от какого-нибудь «несчастного случая», полиция придет прямо к тебе. – Уэстон тогда сделал вид, что это шутка, и попросил ее выражаться яснее, но она только одарила его своей замогильной усмешкой.

– Ты мешаешь мне сосредоточиться, – Пейдж бросила на него убийственный взгляд и вновь вернулась к картам. – Или сядь, или уходи.

– Ты никуда не должен идти, папа.

Умница , Стефани! Покажи им , кто тут главный .

– Ты мечешься и всех раздражаешь, – неодобрительно заметила Кендалл.

Уэстон почувствовал, что больше ни минуты не может оставаться в четырех стенах.

– Я поеду в контору, – объявил он, и Кендалл подозрительно покосилась на него.

Уэстон знал, что она ему никогда не доверяла, считала, что он гоняется за любой юбкой. Это было не совсем правдой, хотя свою долю развлечений он, конечно, урвал.

– Новое дело? – спросил Нил, всегда интересовавшийся тем, что происходило в «Таггерт Индастриз».

– Да нет, просто подбиваю некоторые итоги.

Уэстон схватил свои ключи и вышел из дома через заднюю дверь. Ветер заметно усилился, около гаража образовалось завихрение из сломанных веток, с моря доносился запах разложенных на берегу костров.

Он отъехал от дома и попытался успокоиться. Пейдж права: он весь разваливается на куски. Но у него были на то веские причины. Во-первых, Денвер Стайлз вот уже почти неделю значился в его личной платежной ведомости, но пока не сообщил ничего нового ни про Датча, ни про любого другого из Холландов.

Ничего. Пусто. Ноль. Либо он просто бьет баклуши, либо утаивает от Уэстона информацию – наверное, хочет выманить побольше денег. Но в таком случае он совершает ошибку. Печальную ошибку.

Во-вторых, ведутся работы по расчистке участка под вторую очередь «Камня Иллахи».

И в довершение всего в ближайшие выходные Датч собирается официально объявить о своем участии в губернаторских выборах. При мысли о том, что Бенедикт Холланд сделает хотя бы попытку занять самый высокий пост в этом штате, Уэстон чувствовал себя физически больным. Нет, это не должно случиться.

Он мчался как безумный, не соблюдая ограничений скорости, срезая углы на двух колесах, пока впереди не замаячило помпезное здание его конторы. Этим вечером у него была назначена встреча со Стайлзом, и ждать он больше не мог. Любым способом он заставит Стайлза отработать выплаченные ему деньги. Если этот мошенник решил прикарманить денежки и ничего не дать взамен, он заплатит головой.

Уэстон свирепо стиснул челюсти и оскалил зубы. Он не любил оставаться в дураках и работал долго и упорно, чтобы подобная ситуация вообще не возникала. Если Стайлз собирается его надуть, он за это заплатит. Жизнью своей никчемной заплатит, как и те, кто раньше пытался обойти Уэстона.