Юлия Шилова - Я убью тебя, милый

— А если кто-то откажется платить? — перебила я папика.

Находятся такие фрукты… Тогда мой помощник звонит и культурно говорит, что, мол, вышло досадное недоразумение, второго предупреждения не будет. Вот так и живем, Даша. В наше время трудно сказать, кто страшнее — бандит или коммерсант. Коммерсы тоже заказывают друг друга без разбора, палят нещадно, за деньги мать родную предадут. У них вообще никаких понятий нет. Все они твари продажные. А бандит за любой проступок перед группировкой ответ держать должен, за каждое свое слово отвечать… Сам я смерти давно уже не боюсь. Мне, Дашенька, жить не для кого. Хочу рядом с дочкой быть, только теперь уже в ином мире. Я ведь, как Таню похоронил, хотел взять пистолет и пустить себе пулю в рот… Одумался потом… Нельзя мне распускаться.. На кладбище, на поминках в ресторане я старался держать себя в руках. Ведь вместе с Таней ребята мои погибли. Для их семей это тоже страшное и огромное горе. Слезы к глазам подступали, но я старался их никому не показывать. Я уже давно уяснил, что твои личные чувства и эмоции никому не интересны, кроме тебя одного. Я свой дом закрыл и больше ни разу в нем не был. Покупателя сейчас трудно найти с этим чертовым кризисом, а жить там я больше не могу. В этом доме все напоминает о Татьяне. Кругом ее вещи. Я в первые дни сильно пил, так сильно, что несколько раз засыпал в кресле. Иногда по дому бродил, Таню искал… Приказал все ее вещи спрятать, но все равно — нет-нет да на что-нибудь наткнешься. Иногда спущусь в гараж, сяду в дочкину машину и сижу как ненормальный, пытаясь уловить запах ее духов. И все же рассудка я не потерял, смог взять себя в руки и выстоял. — Папик замолчал, надел пиджак и направился к выходу.

Я приподнялась и тихо спросила:

— Вы уже уходите?

— Да, мне пора, — небрежно бросил он и взялся за ручку двери. — Приеду завтра, к выписке.

— Вы даже не попрощались…

Папик повернулся, посмотрел на меня так, что по коже пробежали мурашки, и подошел к кровати. Переборов страх, я бросилась к нему на шею. Папик удивленно раскрыл глаза и жадно меня поцеловал. Затем отстранился и дрогнувшим голосом произнес:

— Я остался жить только потому, что выжила ты.

… Папик вышел, не попрощавшись и даже не оглянувшись. Я улыбнулась и смахнула выступившие слезы. Если я не ошибаюсь, он влюбился. Его любовь для меня — настоящая награда после всех лишений, мучений и наказаний. Я закрыла глаза и спокойно уснула.

Папик подъехал к выписке с огромным букетом цветов. Усадив меня на заднее сиденье новенького джипа, он сел рядом и повез меня в сторону центра. Следом за нами ехал еще один джип, набитый мордоворотами. Папик заметил, что я постоянно оборачиваюсь, и сказал:

— Не обращай внимания, Дашенька. Это мои ребята. Я, к сожалению, везде должен быть с охраной. Жизнь у меня такая. В любой момент могут хлопнуть.

Я улыбнулась и прижалась к нему. Подъехав к одному из домов на Кутузовском проспекте, машины остановились. Папик помог мне выйти из машины, взял за руку и повел в подъезд. Мордовороты неотступно следовали за нами, готовые выстрелить в любой момент. Открыв дверь квартиры, папик наконец распрощался с охраной.

— Пусть все едут по объектам и по домам. Женька останется дежурить в машине у подъезда. Остальным отбой.

Закрыв дверь, папик провел меня по комнатам уютно обставленной квартиры и грустно произнес:

— Ну вот, девочка, мое новое убежище. На днях прикупил. В общем-то, квартира неплохая, но я никогда не любил городские квартиры. Я предпочитаю жить в особняках.

— Шикарная квартира! — воскликнула я. — Наверное, стоит целое состояние!

— Для меня это копейки, — засмеялся папик, снял пиджак, кобуру, подкатил журнальный столик с бутылкой крепкого джина и разлил его по рюмкам.

— Давай, Дашенька, отметим твое выздоровление! Я хотел по-домашнему. В ресторане постоянная суета, да и народу слишком много. Я в последнее время стал уставать от суеты. Ты не против, если мы отпразднуем это событие здесь?

— Я бы хотела съездить на кладбище, чтобы проведать Таньку…

— Завтра обязательно поедем. Меня туда самого тянет… — Папик грустно улыбнулся. — Танька говорила, что ты лимузины любишь, а я их терпеть не могу. Хотел приехать за тобой в больницу на лимузине, но не смог пересилить себя. На них одни пижоны разряженные катаются, а нормальный мужик в джип сядет.

— Мне все равно, на чем вы приехали, — несмело сказала я.

— Даша, давай перейдем на ты. А то я себя рядом с тобой дряхлым стариком чувствую, словно мне лет девяносто, не меньше. Зови меня просто Гришей.

— Гришей? — переспросила я дрожащим голосом.

— Ну, если хочешь, Григорием. Как тебе удобно.

— Я постараюсь…

— Даша, я хочу знать о тебе все.

— В смысле?

— Я хочу знать о тебе все. Тебе необходимо выговориться. Мне кажется, что ты многое держишь в себе. Тебя что-то гнетет, девочка. Расскажи мне все. Я не причиню тебе зла.

— Вы хотите знать все?

— Хочу.

— Тогда слушайте.

— Слушай, — поправил меня папик.

— Слушай, Гриша, — нерешительно сказала я и начала говорить.

… Я рассказала ему про то, как вышла замуж за Макса, как мы жили все это время, как Макс опротивел мне и я хотела его убить, про свой стриптиз-бар, про Глеба, про его предательство, про Веркины угрозы, про знакомство с сатанистами, про колонию и встречу с Танькой и даже про то, как Глеб приезжал ко мне на свидание и просил меня станцевать. Папик внимательно меня слушал, ни разу не перебив.

— Мне не дает покоя смерть Макса. Верка что-то скрывает и не договаривает. Почему тело до сих пор не нашли и меня не забрали в милицию? Почему мать Макса не захотела встретиться со мной? Больше всего на свете я боюсь опять оказаться в колонии. Я не выдержу там. Лучше умереть, чем попасть в это страшное место, — тяжело вздохнула я.

Папик вытер выступивший на лбу пот, посмотрел на часы и неожиданно спросил:

— Сколько, ты говоришь, ехать до твоего поселка?

— Ночь на поезде.

— На машине намного быстрее. Поехали, на джипе домчимся с ветерком.

— Куда поехали? — округлила я глаза.

— В твой поселок. Надо разобраться с этим вопросом раз и навсегда. Найдем твою Верку, и я вытрясу из нее всю правду. Она в два счета признается мне, кто убил твоего мужа, и тебе ничего не будет угрожать.

— Но ее могут посадить?

— Ты посидела, пусть и она со своим муженьком посидит.

— Нет. Я так не могу.

— Поехали. Я гарантирую тебе, что их никто не посадит. Я хочу одного: чтобы они честно рассказали, кто убил твоего мужа. Я хочу, чтобы тебе ничего не угрожало и ты жила спокойно. Никто и никогда больше не будет вымогать у тебя деньги.

— Я боюсь…

— Не ври. Ты ничего не боишься. Я это понял, когда увидел в твоих руках автомат. Ты прекрасно палила и этим сразила меня наповал. — засмеялся папик и поцеловал меня в щеку.