Елена Кашева - Рассмешить бога

– Нет. Я этого ждала.

– Как это?

– Ну, не зря мы так давно общаемся с Дежулей.

– А что же тогда молчишь?

– Думаю.

– О чем?

– О нас. О тебе и обо мне. И обо всех остальных.

– Поделись, – предлагает Стас,

– Скажи, почему ты сегодня пошел с Дежулей?

Стас каменеет лицом. Потом говорит;

– У меня была какая-то глупая мысль: может, в прошлой жизни между нами что-то было, а ты не говоришь? – И как? – фыркаю я.

– Не было. Только она ко мне прилипла, и я вдруг понял, что ничего и никогда между нами не было и быть не могло…

– А мысль-то откуда взялась?

Стас замялся. Но я ждала ответа, и имела право его получить. Поэтому Стас признался:

– Ты только не обижайся, Света, но я чувствую, что ты не была единственной женщиной в моей жизни. Или был кто-то до тебя, или – параллельно с тобой. Но ты ведь не скажешь правды? Зачем тебе наши отношения под удар ставить?

Пришла моя очередь открывать карты. В омут с головой, чтобы не передумать в последнюю секунду, не струсить.

– Стас, – осторожно говорю я, – возьми, пожалуйста, свой паспорт и внимательно его просмотри.

С недоуменным лицом Стас открывает барсетку, вытаскивает документы, раскрывает паспорт, страничку со штампами. Потом перелистывает на страничку «дети» и медленно обалдевает. И смотрит на меня с недоумением и с возмущением:

– И ты молчала?

– А что я, по-твоему, должна была делать? Сразу выливать на тебя весь ушат помоев?

– Но там же дочка!

– Она инвалид, Стас. Детский церебральный паралич. Ты бросил их, потому что не смог с ними жить; Я молчала, пока можно было молчать, но сейчас это становится уже невыносимым.

Стас хватается за голову.

– Я была сегодня там, отвозила алименты. Там не знают о твоей болезни. Теперь решай сам.

Стас закуривает нервно, судорожно втягивает дым, подходит к окну, открывает форточку. Весь как струна, как один оголенный нерв, щелкни, – умрет от боли.

И я оголена. Душу выложили на стол, и она слепнет от боли и кровит. Сейчас Стас примет решение, и оно будет не в мою пользу. Не в мою. Или… или нет?

– Причина развода – ты? – наконец спрашивает Стас.

– Нет. Ребенок. Но все равно ты их опекаешь. Больше ничего о них рассказывать тебе не хочу. Подумаешь еще, что я на себя одеяло тяну. Нет, сам разбирайся. А я пока уезжаю домой, к матери. Не хочу на тебя давить. Поэтому я – там, а ты – тут. Потом встретимся и решим, кто мы друг для друга.

Вышла утром с полной сумкой в руках из дома, а у подъезда – «ауди» Дежули. И сама она – свеженькая, улыбчивая, без тени смущения на лице. Как будто ничего не произошло накануне в клубе. И рука не дрогнула, когда глаза подводила. И траура по погибшим отношениям не видно – яркая куртка, стильные джинсы, волосы – россыпью.

– Привет! Подвезти?

– Сама доберусь.

– Да брось, Светка! Садись!

Я принимаю приглашение. Затаскиваю сумку на заднее сиденье.

Машина трогается с места так плавно, словно и не машина, а некая ракета на воздушной подушке.

– Остыла? – небрежно спрашивает Дежуля, одновременно прикуривая сигарету. Но в этой небрежности – некоторое напряжение. Ей тоже не всегда легко живется.

– А я и не взрывалась.

– Ну-ну, – усмехается она.

– Я просто решила больше с тобой не общаться.

Усмешка становится жестче:

– А в машину села.

– Надо объясниться, расставить все точки над «i».

– Ну, расставляй…

– Я тут поразмышляла на досуге и очень удивилась… Ну, вот что нас до сих пор связывало? Социальное положение? Оно оч-чень разное. Общие друзья? Да их нет как будто, так, знакомые. Общие взгляды? Я бы сказала, что они полярные…

– И что же ты надумала?

– Знаешь что, Дежуля, смотри-ка ты лучше мексиканское «мыло», а в мою жизнь больше не лезь. Я возможно любопытный объект для твоих наблюдений, но мне хочется, чтобы вокруг были люди, которые любят меня, а не препарируют под микроскопом.

– Это ты Стаса имеешь в виду под «любящим человеком»? – неожиданно зло говорит Дежуля. – То-то я смотрю, ты с сумкой куда- то намылилась. К мамашке поди.

– Нам надо немного побыть порознь.

– Не думала, что вас так легко разбить.

– А дело не в тебе. Ты только катализатор. Ускорила некий процесс. Но все закончится хорошо.

Послушная твердой руке Дежули «ауди» заложила крутой вираж на перекрестке, взвизгнули шины.

– Тебя куда, на Казанский вокзал?

– Именно.

Повисла пауза. Каждая обдумывала случившийся разговор. Притормозив у вокзала, Дежуля спросила:

– Значит, кончилась дружба?

– Да Бог с тобой? Какая дружба? Так, приятельство, никому не нужное.

– Ну, пока…

– Прощай, – легко ответила я и закрыла дверь машины.

Никогда еще я не возвращалась к матери с такой радостью. Я спешила за поддержкой, туда, где все привычно и знакомо, и можно жить без головоломок, И там меня ждет самый любимый человечек на свете – Катюшка.

Обвила меня ручонками, повисла на шее:

– Че привеа?

В переводе с детского – «Что привезла?». Выгружая подарки: Катюшке: конструктор «Лего», большую куклу, которую выбрал в магазине сам Стас, смешные тапочки в виде собачек, водолазку, коробку шоколадных конфет. Матери – книги, собраний сочинений Ремарка, которые я еле дотащила до дома, прокляв все на свете от нечеловеческого напряжения: экая тяжесть!

Чаевничаем, и Катюшка сидит у меня на коленях. Затылок – в мягких пушистых колечках волос. Целую их, и дочка машет рукой в знак протеста. Она, конечно, любит телячьи нежности, но не когда поедает конфеты.

Я отдыхаю. Я сняла с плеч груз весом в несколько тонн. Здесь можно быть самой собой. И только тревожные глаза матери не дают совсем уж расслабиться. Нам предстоит долгий разговор, и это очень трудно – быть искренними друг с другом. Мы так похожи с матерью! Мы обе скупы на выражение чувств. Мы никогда не говорим друг другу «люблю», никогда не спрашиваем: «как дела». Будет желание – поделимся. И хотя мама пытается учить меня жизни, ее слова – чистой воды риторика. Я никогда ее не слушала. Может, зря?

Наконец Катюшка уснула в обнимку с куклой Машей, чайник вскипел, и я достаю сигареты.

Дым кольцами вверх. Я рассказываю все обстоятельно, в мелких деталях, и словно вижу наши отношения со стороны. И сама себе выношу приговор: нет, Стас не останется со мной… – Этого следовало ожидать, – говорит мама. Ты знаешь как меня утешить…

Мама смотрит в окно, в декабрьскую темень.

– Если Стас вернется туда, я буду рада за него, – наконец произносит она. – Это, конечно, нелегко – взять на плечи такой крест, но это мужской поступок. Я даже начну его уважать.

– А то, что он бросит нас, меня и Катюшку, – это по-мужски?

– Надо было раньше об этом думать. Что посеешь, то и пожнешь.