Алексей Калинин - Ответочка [СИ]

— Я… Прими мои соболезнования, Дженшин Ямамото. Я надеюсь, что он не рассказал ей слезливую историю…

— Подожди, что ты имеешь в виду? — Дженшин не заметил, как в его ладони сломалась бамбуковая палочка. Только когда щепочка уколола подушечку большого пальца, он отложил обломки в сторону.

Кику замолчала на полминуты, пока официантка наливала в чашки из бело-синего фарфора ароматный чай. Потом женщина поставила на столик чайник, расписанный цветами гибискуса, и с поклонами удалилась.

— Мне сложно об этом говорить, я с таким трудом выгоняла из памяти воспоминания… Да, ты прав, меня тоже похитил этот страшный человек. Знаешь, его любимой фишкой было то, что он просил написать про него небольшое эссе, и он наслаждался, когда говорил, что писательница сделала это неправильно. Он называл себя королем, а своих пленниц — королевами. Писательницы старались написать всё самое хорошее, но он раз за разом отвергал их написанное. Он ломал женщин и сводил их с ума, прежде чем убить. Так было с моей соседкой. Он играл с каждой из своих жертв, а перед тем, как… — рассказывал жалостливую историю о том, что он вовсе не виноват в своих прегрешениях. Что на это его сподвигли одноклассницы. И каждый раз он называл другие имена. Моя соседка поверила ему и обняла, пожалев. Он убил её… Я долго кричала в полной пустоте, но никто не пришел. Мне он тоже рассказал…

— А как же ты спаслась? — спросил Дженшин.

— Мне он рассказал то же самое, что и Ясуко Мори. О том, как его похитили три девушки и держали в подвале. Шея Ясуко хрустнула, как тонкая веточка весной, — Кику словно впала в прострацию и не слышала голоса Дженшина. Она будто вернулась в то время, когда делилась куском хлеба с другой пленницей. — И видеокомната. Дженшин, у него была видеокомната, где он ставил сцены из произведений писательниц. Это было так страшно — жить и не знать, когда он расскажет свою историю…

— Какая видеокомната? — нервно сглотнул Дженшин.

Кику отпила из чашки, поставила её с величайшей осторожностью обратно на тарелочку, но Дженшин успел заметить, как вода покрылась крупной рябью. Руки Кику задрожали сильнее, словно она напрягла мышцы и теперь никак не может расслабиться. Такую дрожь Дженшин видел у своего пса Диппи, когда тот был наказан за кучу на ковре и изгнан из дома. Пес всю ночь скребся под дверью и жалобно завывал, но отец Дженшина, старый Ичиру Ямамото, был настроен решительно и никому не позволил пустить собаку в дом.

Утром песик залетел со скоростью пули и бросился в первую очередь к Дженшину, так как тот постоянно с ним играл и считался самым главным защитником. Крупная дрожь била тельце пса, который испуганно оглядывался на дверь и одновременно с этим успевал радостно вилять хвостом. Старина Диппи перестал делать кучи на ковре, но вместе с тем, он никогда не выходил из дома, когда на Токио опускались сумерки. Когда же Дженшин звал его на вечернюю прогулку, то пес забирался под кровать и высовывал оттуда только кончик черного носа. Он терпел до утра и дрожал, когда приходилось проходить ночью около входной двери.

— У него есть видеокомната, где он ставить видеопредставления. Он всегда выступает в роли насильника-любовника, а писательница в роли жертвы. Неизвестный чтец наговаривает текст, а Кэтсу Исикава повторяет реплики и заставляет говорить жертв. От этого он очень сильно возбуждается…

Дженшин опустил глаза. Он представил — каково сейчас там Кацуми. А он… С Минори… Ну и свинья же он после этого.

— А как тебе удалось сбежать? — спросил Дженшин.

— Когда он унес Ясуко, то я была вне себя от горя. Я не соображала, что делаю. Пытаясь после вспомнить — что же я делала? — я не могла этого сделать. Лишь обрывочные воспоминания о том, как разбился ноутбук, как я пыталась длинной пластинкой сломанной микросхемы открыть замок. Очнулась я уже на улице — ноги болели от долгого бега, а следом за мной ехала машина медицинской помощи. На меня глазели прохожие, но мне было плевать — главное, что я находилась на свободе, — Кику медленно водила пальцем по поверхности стола, вырисовывая только ей видимые узоры.

— А где тебя содержали, ты не помнишь? — с надеждой спросил Дженшин.

— Я пыталась показать полицейским, но они так ничего и не нашли. Я слишком долго бежала и не запоминала дорогу. Я радовалась свободе. И я тогда была счастлива. Ты не представляешь, Дженшин, насколько это было всё ужасно, — Кику моргнула и из уголка глаза в чай упала маленькая капелька.

— А хотя бы приблизительно?

Официантка принесла заказ и на время два человека замолчали, наблюдая, как женщина раскладывает принесенную пищу. Суши чередовались с роллами и выглядели маленькими произведениями искусства, словно не повара делали шедевр из кусочков слипшегося риса, а ювелиры пристраивали каждую икринку на необходимое место и пластинки рыбы нарезали с точностью до микрона.

— Я очнулась в Минато. Откуда я выбралась и что это был за дом? Я не могу этого сказать. Мы с полицейскими много раз проехали кварталы вдоль и поперек, но я не узнала ни одного места. Хотя… Я потом ходила одна, безо всяких надоедливых полицейских глаз, которые как бы спрашивали: «Ну что, сучка, где тебя трахали? Говори и мы пойдем, сделаем вид, что ищем и опрашиваем жильцов, а после разведем руками и притворно вздохнем. Да, сучка, мы высадим тебя у метро, а сами вернемся в бар, чтобы обсудить сегодняшнюю поездку и сделать выводы, что тебя правильно трахнули и ты это заслужила» — губы Кику задрожали сильнее, чем пальцы.

Дженшин положил руку поверх её ладони. Пожал, как сделал бы это любой мужчина, чтобы приободрить женщину, которая вот-вот разразится Ниагарским водопадом слез. Кику благодарно кивнула и глубоко вздохнула.

— Но знаешь, Дженшин, я потом гуляла одна по Токио. Я старалась вспомнить — откуда выбежала и как бежала… Я даже купила маленькую «Беретту», такая же была у Джеймса Бонда, перед тем, как он перешел на свой знаменитый «Вальтер». И с пистолетом в сумочке я искала Кэтсу Исикава… И знаешь… Думаю, что нашла тот дом, где он… Но я не уверена, потому что подвалы тех домов, на которые я показывала, оказывались пустыми, без видеокомнат. А этот дом почему-то манит меня…

Если бы японскую музыку сделали чуть потише, то стук сердца Дженшина запросто мог перекрыть барабанное соло. Он не отрывал глаз от лица Кику, ждал, что та сейчас ещё что-то скажет, но женщина молча взяла рисовый комочек с пластинкой рыбы и окунула в коричневый соус.

Никогда ещё секунды не тянулись так томительно долго, как в этот промежуток времени, пока суши покинуло пиалу и теперь перемалывалось белыми зубами. Кику не торопилась. А у Дженшина кровь начала стучать в висках.