Алина Углицкая - Отчаянная

Это означало конец разговора.

Над толпой всколыхнулся недовольный гудёж, но открыто возмущаться никто не посмел.

Подгоняемые конвойными, женщины нехотя разделились на группы. Кира оказалась в шестой, вместе с той самой брюнеткой, которая говорила с ней в первую ночь. За время перелета они успели познакомиться немного ближе. Брюнетку звали Темарой, но среди однокашниц к ней обращались не иначе, как Муха из-за родинки над губой. Ей было тридцать пять лет, и последние пятнадцать из них она зарабатывала на жизнь собственным телом.

Два месяца назад бордель, где работала Муха, попал под облаву. И после недолгого судебного разбирательства женщине предоставили выбор: огромный штраф, который она просто не в состоянии была оплатить, десять лет работы в каменоломнях на астероиде, откуда еще никто не возвращался живым, или отправиться «заказной невестой» на вечное поселение в одну из отдаленных галактик.

Муха выбрала третье.

Слушая ее, Кира невольно вспоминала собственную короткую эпопею. Наверное, большинство этих женщин попали на «Пилигрим» по этой же схеме: арест, суд и так называемый «выбор», который им предоставила земная фемида. Но, в отличие от той же Мухи, Кира не продавала себя. Не сбывала наркотики, не приторговывала контрабандой или людьми, и не отмывала деньги. Она просто поверила не тому, и теперь должна была нести наказание за собственную наивность и глупость.

Но она была благодарна судьбе за этот урок. Он научил ее не доверять никому. Не верить людям, не надеяться. И не ждать.

- Ну что, подруга, идем, - Темара толкнула ее в плечо, когда подошла их очередь ползти вниз по железным ступеням, где уже ждал пресловутый аэрогриф. - Ты держись рядом со мной, если что. Вместе-то оно легче.

Кира не стала сопротивляться, когда Муха схватила ее за руку и крепко сжала, словно желая подбодрить.

Как бы ни был любезен этот Гарт Рубан, доверия он не вызывал.

Зато приказал снять с заключенных наручники и заменить их импульсным ошейником. Отличной штукой, управлявшейся с крошечного дистанционного пульта и способной оторвать голову.

На недовольное ворчание женщин Рубан ответил:

- Таковы правила. Радуйтесь, что хоть руки свободны.

У входа в аэрогриф его напарник выдавал всем одежду: длинные, до самых пят шубы и унты из такого же серого, грубого на ощупь меха. К ним прилагался кушак из темной, колючей шерсти.

Получив обновку, Кира послушно сменила стоптанные ботинки на унты и набросила шубу на плечи. Поискала на ощупь застежки, зарываясь пальцами в жесткий, странно пахнущий мех - и не нашла. Оглядевшись, поняла, что шубу надо запахивать, как халат, и перевязывать на талии кушаком. Справившись с этой задачей, она, по примеру других, натянула на голову капюшон.

Шуба оказалась достаточно большой: худосочная Кира обмоталась ею в два раза, а руки девушки буквально утонули в рукавах. Рядом одобрительно фыркнула Муха:

- Теперь нам мороз не страшен. Слышала? Двадцать градусов! Да у нас уже лет сто не бывало таких морозов!

- Двести, - тихо поправила Кира.

- Что?

- Двести лет. На Земле уже двести лет температура не падает ниже нуля, даже на полюсах.

- Откуда ты знаешь?

- Этому учат в школе.

- А-а, - Темара по-новому, с долей уважения посмотрела на Киру, - так ты ученая, вот оно что...

Та пожала плечами, чувствуя, как жесткие шерстинки елозят по шее.

- Все дети учатся в школе.

- Все, да не все. Я вот, например, не училась. Ты, небось, еще и в Городе каком-нибудь жила, под куполом?

Кира молча кивнула.

Во взгляде Мухи вспыхнуло что-то новое, злое.

- А я родилась и выросла в шлакоходе. Знаешь, что это такое?

Кира знала.

Шлакоходами называли гигантские сухопутные танкеры на гусеничном ходу, в недрах которых селились те, кому не нашлось места в чистеньких и ухоженных Городах. Это были отбросы общества: бродяги, наркоманы, убийцы и прочий сброд. Выброшенные за пределы куполов, они вынуждены были искать укрытие от смертельного солнца. И в каждом таком шлакоходе со временем образовывался свой собственный мини-город.

- Извини, - она снова пожала плечами, хотя особого сожаления не почувствовала. Зато теперь стало ясно, почему Муха так странно разговаривает. Ей просто негде было учиться правильной речи.

Темара несколько секунд пристально изучала ее лицо, будто ждала какого-то знака, потом процедила сквозь зубы:

- Ладно. Только ты это... нашим не говори. Порвут. Они городских не любят.

Губы Киры дрогнули в полуулыбке. Сейчас ее меньше всего заботило то, что ней подумают другие заключенные.

- Готовы? - ворвался в их разговор грубый голос конвойного. - Проходите. Нечего рассусоливать!

Подгоняемые энергобичом, они спустились в аэрогриф - огромную подвесную кабину, зависшую в ста двадцати километрах от поверхности планеты. Ее прозрачные стены из суперкрепкого альбаринтового стекла покрывала защитная сетка, но она не мешала обозревать окружающий космос. А еще здесь было по-настоящему холодно.

Когда последняя из «невест» зашла, и двери подъемника с металлическим лязгом захлопнулись за ее спиной, по толпе женщин пробежала невольная дрожь. Как бы они ни храбрились, им всем было страшно.

Кира гулко сглотнула, чувствуя, как в горле становится сухо. Импульсный ошейник непривычно сжимал горло, и кожа под ним чесалась.

Из невидимых динамиков, закрепленных под потолком, раздался шелест помех. А потом его заменил голос Гарта Рубана, измененный радиоволнами:

- Дамы, извиняюсь за неудобства. Сейчас немного тряхнет, так что во избежание травм советую всем сесть на пол.

Повторяя за товарками, девушка опустилась на пол, со злостью отмечая, что внутри поднимается паника. Вокруг нее раздавались приглушенные голоса: кто-то молился, кто-то тихо ругался, кто-то шепотом строил планы на будущее.

Закрыв глаза, она до боли стиснула зубы и мысленно приказала себе успокоиться. Но внутренняя дрожь не желала униматься. Неизвестность страшила. Будущее представлялось кошмаром, от которого никогда не проснешься, а чужая планета казалась безрадостным и неприветливым местом, где она никому не нужна.

Аэрогриф содрогнулся, со скрипом сходя с креплений, и начал медленное путешествие вниз.

Путь от платформы аэрогрифа до поселка занял почти полчаса на стареньком автотрансе, дребезжащем и поскрипывающем на ходу. Дуя на окоченевшие пальцы, Кира не забывала бросать незаметные взгляды по сторонам.

Но везде был только снег - девственно-белый, слепящий глаза.

На его фоне темными пятнами выделялись столбы линии электропередачи с переплетениями проводов, несколько вездеходов, попавшихся по дороге, да стены однотипных домов, сложенных из грубо отесанного серого камня.