Алексей Плуцер-Сарно - Русский мат. Поэмы XVIII–XXI вв

Подан карп, уха стерляжья…
Спинка в соусе лебяжья…
Поболтали, напились,
Да и спать все улеглись.

На другой день утром рано
Солнце вышло из тумана.
Благочиный, депутат
Хуй попа смотреть спешат.

Поп Вавила тут слукавил
И за ширмою поставил
Агафона-батрака,
Ростом в сажень мужика.

И тогда перед попами
Хуй с огромными мудями
Словно гири выпер вон
Из-за ширмы Агафон.

— Что-то мать с тобой случилось?
Ты на это пожурилась? -
Благочинный вопросил
И Ненилу пригласил.

Посмотреть на это чудо, -
Тут и весу-то с полпуда,
И не только попадья,
Но сказать дерзаю я,

Что любая бы кобыла
Елду эту полюбила.
И не всякая пизда
Это выдержит всегда.

— Ах, мошенник, ах, подлец.
Обманул он вас, отец.
Это хуй ведь Агафона,
И примета слева, вона…

Бородавка, мне ль не знать?
Что ты врешь, ебена мать?
Так воскликнула Ненила,
И всему конец тут было.

В престольный град, в синод священный
От паствы из села смиренно
Старухи жалобу прислали
И в ней о том они писали:

Наш поп Паисий, мы не рады,
Все время святость нарушает:
Когда к нему приходят бабы,
Он их елдою утешает.

К примеру, девка или блядь,
Или солдатка, иль вдовица
Придет к нему исповедать,
То с ней такое приключится.

Он крест святой кладет пониже
И заставляет целовать.
А сам подходит сзади ближе
И начинает их ебать.

Тем самым святость нарушет,
Он нас от веры отлучает.
И нам де нет святой услады -
Уж мы ходить туда не рады.

Заволновался весь синод,
Сам патриарх, воздевши длани,
Вскричал: "Судить, созвать народ.
Средь нас не место этой дряни".

Суд скорый тутже сосоялся,
Народ честной туда собрался…
И не одной вдове, девице
С утра давали тут водицы.

Решили дружно, всем синодом
И огласили пред народрм
Отцу за неуемный блуд
Усечь ебливый, длинный уд.

Но милосердие любя,
Оставить в целости мудя.
Для испускания мочи
Оставить хуя полсвечи.

Казнь ту завтра совершить
И молитву сотворить.
А чтоб Паисий не сбежал,
За ним сам клитор наблюдал.

Старух ругают: "Вот паскуды.
У вас засохли все посуды.
Давно пора вам умирать,
А вы беднягу убивать."

Всю ночь не спали на селе
Паисий, клитор — на челе
Морщинок ряд его алел -
Он друга своего жалел.

Однако плаху изготовил,
Секиру остро наточил
И честно семь вершков отмеря
Позвал для казни ката-зверя.

И вот Паисий перед плахой
С поднятой до лица рубахой.
А уд, не ведая беды
Восстал, увидев баб ряды.

Сверкнув, секира опустилась…
С елдой же вот что приключилось:
Она от страха вся осела -
Секира мимо пролетела.

Но поп Паисий испугался
И от удара топора
Он с места лобного сорвался
Бежать пустился со двора.

Три дня его искали всюду.
Через три дня нашли в лесу,
Где он на пне сидел и муду
Святые псалмы пел в бреду.

Год целый поп в смущенье был,
Каких молебнов не служил,
Но в исповеди час не мог
Засунуть корешок меж ног.

Его все грешницы жалели
И помогали, как умели,
Запрвить снова так и сяк
Его ослабнувший елдак.

Жизнь сократила эта плаха
Отцу Паисию. Зачах
Хотя и прежнего размаха
Достиг он в этаких делах.

Теперь, как прежде он блудил,
И не одну уж насадил…
Но все ж и для него, чтецы
Пришла пора отдать концы.

На печку слег к концу от мира.
В углу повесил образок,
И так прием вел пастве милой,
Пока черт в ад не уволок.

Он умер смертию смешною:
Упершись хуем в потолок,
И костенеющей рукою
Держа пизду за хохолок.

Табак проклятый не курите,
Не пейте, братие, вина.
А только девушек ебите -
Святыми будете, как я.

Пров Фомич был парень видный,
Средних лет, весьма солидный,
Остроумен и речист,
Только на хуй был нечист.

Он не брезговал интрижкой,
Ни с кухаркой, ни с модисткой,
И немало светских дам
Прижимал к своим мудям.

Хуй имел он прездоровый,
С шляпкой глянцевой, багровой.
Одним словом, его кляп
Был совсем по вкусу баб.

Еб с отменным он искусством,
С расстановкой, с толком, с чувством,
И, как дамский кавалер,
На свой собственный манер.

Он сперва пизду погладит,
А потом свой хуй наладит,
Нежно вставит, извинясь,
И ебет, не торопясь.

"Пров Фомич! Что за мужчина!
С ним не ебля, а малина".

Так решили дамы хором
За интимным разговором.
И попал наш с этих пор
Пров Фомич в большой фавор.

Раз в осенний вечер длинный
Пров Фомич в своей гостиной,
Взяв стаканчик коньяку,
Сел поближе к огоньку.

Ароматный дым сигары,
"Финь-шампань", хороший, старый,
Отвлекли его мечты
От житейской суеты.

Вдруг выходит из прихожей
С неумытой, пьяной рожей,
Прова Фомича лакей,
Старикашка Патрикей.

"Что тебе, хуй старый, надо?
"Мовил Пров Фомич с досадой.
Почесав свое яйцо,
Тот ответил "Письмецо".

Отослав в пизиу лакея,
Старикашку Патрикея,
И, загнув "ебена мать!",
Начал Пров письмо читать.

"Душка Пров", — письмо гласил
Без тебя я вся уныла
Две недели не еблась
И вконец вся извелась.

Укатил тиран мой Павел,
А свой хуй мне не оставил
Мне ж без хуя невтерпеж
Приезжай, так поебешь!

Если ж ты меня обманешь,
К своей Тане не заглянешь,
То, ей-богу, не совру,
Дам я кучеру Петру!"

Прочитав письмо до точки,
Пров Фомич без проволочки,
Встал и крикнул: "Патрикей!"
Одеваться мне скорей!"

Пров Фомич принарядился,
Вымыл хуй, лицо, побрился,
И, свернув усы в кольцо,
Бодро вышел на крыльцо

— Ей, ебена мать, возница! -
Крикнул он, и колесница,
Загремя по мостовой,
Унесла его стрелой.

Ей вы, сонные тетери,
Открывайте Прову двери
Прову двери отворили
И туда его пустили.

Он у ней. Она в кровати
Жаждет ебли и объятий
Вся раздета догола,
Обольстительно мила.

Ножки свесила с постели,
И на белом ее теле
Между двух прелестных ног
Обольстительный пушок.