Елена Синякова - Лютый (СИ)

У меня ноги подогнулись от звука знакомого низкого рокочущего голоса, который невозможно было спутать ни с кем другим, и на глазах появились слезы от облегчения, когда на нашу полянку выплыла из леса не спеша знакомая огромная фигура с белоснежно-серебрянными волосами, белой аккуратной бородой и колкими мудрыми прозрачными глазами.

Карат даже не обернулся, чуть усмехнувшись и неожиданно снова садясь на снег в то же положение, что и сидел до того, как здесь появилась Звезда, по-прежнему не сводя своего взгляда с нее.

— Я ждал тебя и не ожидал гостей, а вон как все весело получилось.

Отец встал среди поляны. закинув на свое огромное могучее плечо боевой топор, украшенный какими-то замысловатыми узорами и недовольно глядя на нашу женскую троицу, которая теперь скромно жалась друг к другу, потупив глаза в снег:

— Веселее просто не придумаешь. Вы что тут делаете все, сопли не доращенные?…

— А вы? — лишь едва вскинула голову Мия, на что Карат приглушенно хохотнул за спиной Ледяного.

— Я первый спросил! — изогнул свою белую бровь Отец, недовольно цокнув языком.

— мы волновались за вас… — начала было я, сконфуженно замолчав, когда Ледяной прогремел своим раскатистым низким голосом:

— И поэтому не придумали ничего лучше, чем сбежать из дома, обойдя охрану?! С вас спрошу в первую очередь! — ткнул он пальцем в грудь застывшей Звезды, которая не проронила ни слова, глядя только в снег пол ногами, хотя ее черные ресницы подрагивали.

— Ты не говорил мне, что у тебя есть Кадьяки, — проговорил Карат за спиной Отца, снова глядя на напряженную Звезду, чья рука с силой сжала свое копье, отчего мужчина звучно хмыкнул.

— А ты никогда и не спрашивал об этом.

— Не было возможности, — усмехнулся Карат, когда мы сквозь ресницы, косились на двух огромных и, должно быть, самых сильных и опытных Берсерков в этом мире, которые в эту секунду общались так, словно не виделись сотню лет, и между ними не произошло ничего страшного.

— Я заметил. За эти года ты наворотил столько, что тебе было не до старого друга… убить брата, казнить сына, собрать войско и пойти против всего нашего рода… великое дело сделал, чего уж там говорить.

Впервые лукавый блеск в глазах Карата погас, и вспыхнуло страшное пламя ярости.

— Я делал все это ради того, чтобы показать нашему народу, что мы не должны следовать за людьми и нужно вернуться к нашим старым законам. Я сжег до тла свое сердце дважды, убивая Алмаза и моего Нефрита, чтобы открыть глаза на правду всем нам!

Ледяной тяжело опустился рядом с Каратом, вдруг покачав головой и тяжело выдохнув, когда Карат продолжил, глядя на того, кто, кажется, когда-то был его другом:

— Мы сражались с тобой плечом к плечу все те годы войны, и ты видел не меньше меня, друг. Видел те лаборатории, в которых мучили наших братьев! Видел, как издевались эти мелкие людишки в халатах, которые сдирали с них заживо кожу и отрезали конечности на живую, чтобы просто понять кто мы такие, и отчего в нас эта сила! Как они создавали целые отряды, выискивая самых высоких и сильных среди солдат, думая, что все они подобные нам! Разве не со мной ты был, когда мы громили ту лабораторию, крича и рыдая от зверств, которые видели? Разве не с тобой мы хоронили останки наших измученных и растерзанных братьев, не в силах потом есть, пить и спать?! Это все сотворили люди! Они никогда не примут нас, как часть своего мира, как бы мы этого не хотели!

Я на секунду закрыла глаза, слыша, как всхлипнула Мия, и как была готова разрыдаться я сама, когда тугой комок желчи и тошноты поднимался из глубины тела, от ужаса представленных картин того, о чем говорил Карат…и что пришлось пережить им во время самой кровопролитной и страшной войны.

— А что сделал Алмаз, когда мы вернулись домой, в то время как останки наших братьев еще не успели стать землей? Он объявил о том, что мы должны идти рядом с людьми! Он сказал о том, что мы должны стать частью этого гнусного, прогнившего мира, где они убивают друг друга ради наживы, где они насилует и убивают ради забавы! Как я мог принять это?! Как мог предать кровь сотен наших погибших братьев, которые отдали свои жизни за тех. кто этого совершенно не заслуживал?!..

Мое сердце рыдало и колотилось в груди, когда я на ощупь нашла холодную дрожащую ладошку Мии, боясь открыть глаза, откуда тут же хлынут слезы. Я слышала ее хриплое, отрывистое дыхание. понимая, что крошка тоже отчаянно борется со слезами. неожиданно выдохнув тихо и дрожа среди крика Карата, вся боль и ярость которого стучала в моих висках, разгоняя кровь по телу с жаром и холодным потом.

— …Алмаз говорил не о предательстве…

— Козявка! — пророкотал Отец, отчего я вздрогнула, открыв глаза и сжимая ладонь Мии крепче, видя, как и Звезда встала рядом с Мией, словно показывая, что будет защищать ее даже от ярости самого Ледяного, демонстративно не глядя на Карата, который замолчал, снова подняв свой взгляд на девушку, даже если в эту секунду говорила Мия.

— …Апмаз хотел сказать о том, чтобы нужно знать, на что способны люди и поэтому быть частью их мира. Посмотрите на своего сына. Нефрит живет среди людей, обладая всеми знаниями и навыками рода людей, которые он не позволит использовать против своих братьев. но он верен своему роду. Он свято чтит законы Беров и сделает все, чтобы защитить свой род!

— ЦЫЦ, Я СКАЗАЛ!

Мия вздрогнула, все-таки замолчав, в ту секунду, когда не смогла удержаться и я:

— Не все люди плохие! Конечно, среди нашего рода есть те, кто врет и…совершает много ужасных дел и поступков…но ведь есть и те, кому можно доверять!

— Ты посмотри на них! И вторая туда же!! Фантик, не доводи меня до зверя!!!

Я тоже замолчала, покосившись на то. как Карат окинул нас смешливым взглядом, кивнув Ледяному, пока они сидели на снегу практически плечом к плечу:

— Эта Козявка, та Фантик. А эта? Погремушка? — кивнул он на Звезду, которая снова рыкнула, опалив его разъяренным взглядом, отчего Карат широко улыбнулся, смотря только на нее и не видя, как на него покосился Отец, задумчиво почесав свою белую бороду, но все-таки выдавив:

— Погремушка?

— Ну а что там у нее прицеплено к косе? Не погремушка? — сузив свои пронзительные красивые и хищные глаза, Карат с явным озорством посмотрел на напряженно застывшую Звезду, — Дашь посмотреть?

Его не смутило даже рычание девушки, когда он проурчал довольно и как-то даже весьма двусмысленно:

— Дааааааашь, еще как дашь!..

— Только после официального прошения ее руки, черт побери! — пророкотал Ледяной, неожиданно шарахнув своим топором в аккурат между ног Карата, в каких-то паре сантиметров от самого важного причинного места любого мужчины, которое было спасено либо волей случая, либо тем, что у Отца был неплохой глазомер.