Джейсон Галлавэй - Дневник одержимого Виагрой

— За Дело, — говорю я, делая громадный глоток шнапса.

Крис повторяет за мной.

Второй глоток гораздо лучше первого, а когда шнапс идет по пятому кругу, я уже думаю, что это вовсе и неплохая штука. Вот тогда Кристофер и вынимает из внутреннего кармана своей кожаной куртки невероятно вонючую сигарету без фильтра, плохо скрученную.

— Нам нужно выкурить ее прямо сейчас. Я нашел ее на панели у твоего дома. Ясно, что это — дар Мойр, а ты ведь не хочешь спорить с Мойрами, особенно в такой вечер.

Что правда, то правда.

Выхватив у меня зажигалку, он прикуривает и глубоко затягивается. Он передает косяк мне и каким-то образом говорит, задержав дыхание:

— Никогда не спорь с судьбой… за Дело. Затраханная Эй.

Когда бутылка была до половины допита, а косяк до половины докурен и мы уже сидели на пожарной лестнице и наблюдали, как переодевается девушка в соседней квартире, Крис почти полностью убедил меня в том, что меня действительно подставили какие-то подлые бывшие знакомые. Я уже мысленно соглашался с этим, когда послышался стук во входную дверь. Выражение ошеломляющей неожиданности на моем лице полностью затмилось неверием и шоком на его.

— Ха! — воскликнул я. — Это правда!.

Я ощущал себя победителем, хотя совершенно пьяным и заторчавшим на уровне жирафьего зада. Я был не расположен даже к попытке открыть дверь, не говоря уже о том, чтобы вещать для звукозаписи, предназначенной миллионной аудитории. Я не мог вспомнить даже свое второе имя и глубоко сконцентрировался, пытаясь сделать это, когда снова постучали, на этот раз даже сильнее.

— Лучше ты открой. Это твоя работа, — сказал Крис, спокойный, как далай-лама.

Конечно, он — спокойный. В Эй-би-си и мысли не было, чтобы брать у него интервью. Все, что от него требовалось, — это сидеть спокойно, несомненно, за камерой, пить свой проклятый шнапс и втайне радоваться, наблюдая полный развал передачи.

В каком-то смысле, после прихода Криса, я почувствовал себя более параноидным, чем Джон Боббит [13] Джон Боббит (John Bobbit) — американец; жертва ревности со стороны жены, которая отрезала ему член. на сходке точильщиков ножей.

— А что, если это полиция? — подумал я, или сказал, или подумал, что я подумал, но фактически сказал, потому что Кристофер следом ответил:

— Я считаю, что это было бы для тебя сейчас меньшей из двух бед. Открывай эту гребаную дверь.

Мы осторожно пролезли назад через окно в ванной, и я крикнул в направлении двери:

— Кончаю! Иду! — Затем, взглянув на Кристофера, все еще затянутого в черную кожу мотоциклетного костюма так, что весь мир мог бы признать в нем Хромого из «Криминального чтива», без маски со щелью на молнии для рта, и поняв возможный гомоэротический подтекст того, что я только что прокричал в дверь сквозь пелену дыма от марихуаны, я по-новому сформулировал свое заявление: — Сейчас я подойду.

Здорово. Они думают, что мы в спешке натягиваем на себя снятую одежду. Это плохо. Через дверной глазок мне видна вся толпа, никто из них не выглядит агентом правоохранительных органов или как-то связанным с правопорядком.

Я открываю пять замков на двери (что, принимая во внимание мое в значительной степени измененное состояние, мало чем отличается от искусного решения одного из этих чертовых кубиков Рубика) и встречаю три улыбающихся лица: одно мужское, два женских. Я ничего не говорю. Черт… Я все еще пытаюсь вспомнить мое второе имя. Женщина ближе всех ко мне, женщина-главарь, начинает:

— Джейсон?

Я все еще мучительно стараюсь вспомнить свое второе имя, когда отвечаю:

— Нет… это мое первое имя.

Неожиданно вид их становится таким же недоуменным, как и у меня.

— Ой… подождите… нет… да… Джейсон… да… это я. Я — это он. Я есть он.

Я протягиваю руку, а женщина-главарь вежливо пожимает ее. Она представляется как репортер, мужчина — как телеоператор, а вторая женщина — как звукооператор. Я уже успел забыть все три имени и опять пытаюсь вспомнить свое собственное второе имя, когда до меня доходит, что нужно пригласить их войти. Что я и делаю.

Все они останавливаются, чтобы нервно посмотреть на Кристофера, который, непостижимо почему, принялся вынимать мои многочисленные охотничьи и автоматические ножи из ящика, где они лежат, и теперь чистит их лезвия с холодящим кровь благоговением.

— Ох… это Кристофер, мой единственный друг мужского пола. Он гетеросексуален, несмотря на то что полностью затянут в черную кожу. Я не знаю, почему он чистит ножи. Я не часто ими пользуюсь. Скажи «Здравствуйте», Кристофер!

Крис осторожно кладет зазубренный нож-потрошитель, который держал в руке, и неожиданно становится образцом вежливости и очарования. Он представляется репортерше и всей группе, причем их имена, названные уже во второй раз, я снова немедленно забываю. Как только это происходит, я иду к своему ежедневнику на моем столе и переворачиваю страницу на завтра, затем на свободном месте в разделе «Что сделать» коряво пишу: «Второе имя?», закрываю ежедневник и стараюсь забыть обо всем этом.

Кристофер ведет разговор на профессиональную тему с девушкой-звукооператором, которая, как он быстро узнает, оказывается замужем за телеоператором, который, в свою очередь, крутится возле моей кровати с каким-то странным непонятным прибором, держа его на расстоянии вытянутой руки от своего лица, измеряя им какой-то атмосферный аспект или что-то в этом роде. Поскольку он начинает устанавливать временные реостаты на все мои выключатели света и лампы, я предполагаю, что он измеряет уровни освещенности. Но тем не менее я не свожу с него подозрительного взгляда, даже в то время, когда репортерша вовлекает меня в непринужденную дружескую беседу перед интервью.

— Замечательная квартира, — говорит она нервно, оглядываясь на ножи и сдутую многоотверстную надувную куклу, брошенную в углу.

— Да. Дом-сраный-дом.

— Это лучше, чем все, что было у меня, когда я жила в Сити, — говорит она.

— И у меня тоже, — вступает в общий разговор телеоператор из-под моей кровати.

Вследствие этого я начинаю подозревать, что телеоператор — моль. Не шпион или двойной агент, а именно моль, пушистое маленькое насекомое, привыкшее к темноте, которое роется в вещах и, как мне кажется, питается червяками и личинками. Да, очевидно, что я торчу, как воздушный змей. Но этот парень, копаясь в поисках электрической розетки или бог знает чего, выбрасывает оттуда использованные и смятые тюбики из-под смазки и мой счастливый презерватив.

Кристофер появляется рядом со мной с еще одной порядочно налитой шнапсом кружкой.

— Выпей это… оно тебя немного поправит… поможет расслабиться. Ты такой напряженный. Кончай пялиться на парня с камерой.