Иоганнес АЛЛЕН - ОДНАЖДЫ ЖАРКИМ ЛЕТОМ

Астрид начала рассказывать Вибике что-то о новом ночном креме, после которого кожа становилась похожей на персик. Я почти не раскрывала рта весь вечер.

Потом Бенни пошел проводить меня домой. Он нес трубу под мышкой, и она казалась частью его тела. Дождь перестал, но было довольно свежо, ветрено, и первые осенние листья слетали к нашим ногам. Вдруг на углу он остановился.

– Подожди. Я, кажется, поймал, – сказал он, а потом приставил трубу к губам и заиграл.

Я стояла, замерев от восторга. Я мало знала об игре на трубе, но музыка показалась мне замечательной. Мягкие нежные звуки возникали ниоткуда и терялись в садах. Мелодия должна была разбудить все окрестности, но кругом стояли только молчаливые спокойные деревья. Я смотрела на его напряженные губы и щеки, и боялась, что от напряжения последней октавы он рухнет замертво.

Он отнял от губ инструмент и глубоко вдохнул.

– Это кусочек из «Бейзин Стрит Блюз». Скажем так – серенада для тебя.

– Спасибо, – я была по-настоящему тронута. – Тебе надо быть осторожнее, – заметила я, – ты когда-нибудь сломаешься.

– Но ведь красиво, правда? Труба простейший инструмент, но в ней столько поэзии. Если тебе одиноко и ты слышишь вдалеке пение трубы, то кажется, что плачет зверь.

– Только когда тебе одиноко, редко услышишь трубу, – заметила я. – Да и когда весело – тоже.

– Какая ты приземленная. Беда с этими современными девушками – они никак не могут следовать за тобой в открытый космос.

Потом он сунул трубу под мышку и, не попрощавшись, повернулся и побежал по до роге, перепрыгивая лужи. Я немножко обиделась, что он не сказал мне ни слова, но, укладываясь спать, все время вспоминала его трубу и глаза.

Когда на следующий день я вышла из школы, то сразу увидела, что он ждет на другой стороне улицы.

– Привет, – сказал он. – Мы идем ко мне.

– Кто это мы? – удивилась я его самоуверенности. – С чего ты взял, что я пойду с тобой?

– Ну ты же хочешь. Пошли.

Он взял меня за руку и повел через парк и какие-то улицы к своему старомодному двухэтажному дому. За всю дорогу он не сказал ни слова, и наверное, мне надо было повернуться и уйти, но любопытство пересилило. Мы сразу поднялись на второй этаж.

В его комнате оказалось совершенно неприбранно: в углу валялись грязные рубашки, стол был завален книгами и бумагами. У одной стены стоял огромный проигрыватель и лежала гора пластинок, на другой висела гитара, а на кровати спала одинокая труба.

– Садись, – велел он.

Я села на краешек стула, решив, что через пару минут уйду. Вдруг внизу хлопнула дверь и его позвали.

– Бент! Ты помнишь, что у меня вечером гости – будь дома.

– Хорошо, – отозвался он, а мне пояснил:

– Это тетя. Она любит, когда я развлекаю ее гостей перед партией бриджа.

Потом он направился к проигрывателю и поставил пластинку.

– Бенни, послушай, мне надо домой.

– Подожди. Я хочу, чтобы ты кое-что услышала.

Сам он лег на кровать, закинув руки за голову. Заиграл джаз – соло трубы. Несколько раз он вскакивал и кричал:

– Вот! Вот! Слышишь!

Для меня мелодия не значила ничего, но я сидела тихо до самого конца пластинки.

– Чудесно, да? – спросил он.

– Да. Замечательно.

– Только представь – на свете есть кто-то, кто пишет такую удивительную музыку…

– Бенни…

– А басы! Какие басы! Ты заметила?

– Бенни, мне надо домой.

– Уже? Но ты же только что пришла.

– Но я же не знала, что ты меня встретишь. Мы уже договорились с Вибике, она придет делать уроки.

– Но я должен еще почитать тебе свою речь. – Он бросился к столу, нашел какой-то чисток и принялся быстро, но с выражением читать:

– Величайший враг современного человечества – одиночество. В наш сверхмеханизированный век, мы забыли, что…

Я встала и направилась к двери.

– Пока, Бенни. Увидимся.

– Ну послушай, ты не можешь вот так уйти!

– Но я должна.

– Тогда приходи вечером. Как только они сядут за бридж, я совершенно свободен.

– Хорошо. Я приду в девять.

– Дверь будет не заперта, поднимешься прямо сюда.

Он был похож на бурю, которая проносилась над твоей головой, и ты ничем не мог ее остановить. Казалось, он знал все на свете. Я решила узнать о нем всю правду, чего бы мне это ни стоило.

Когда я вернулась в тот вечер, то нашла его сидящим на полу. Он копался в большой банке с гусеницами и червяками. Только тут я заметила на окне большой аквариум с золотыми рыбками. Я поискала глазами трубу – она по-прежнему лежала на кровати. Он не сразу встал и только через несколько минут отставил банку, поздоровался со мной, потом достал носовой платок и взял трубу.

– Садись на стул, – велел он, как и в прошлый раз, не приглашая, а приказывая.

Я покорно села, мысленно изумляясь, почему я позволяю так с собой обращаться – это было на меня не похоже. Он долго вытирал до блеска трубу, потом дышал на нее и тер еще и еще, пробежал пальцами по клавишам, снова что-то вытер, как будто хотел заставить инструмент сиять, как само солнце. Потом Бенни встал в углу комнаты и приложил трубу к губам. Я не отрываясь следила за ним. Его длинные пальцы ласкали золотой инструмент, который поблескивал в полутьме. Он несколько минут настраивался, а потом звуки наполнили комнату. Он начал с нескольких низких арпеджио, которые становились с каждой нотой все выше и выше, как будто невидимые волны догоняли друг друга, накатывая на высокий берег. Я даже представить не могла, что на трубе можно играть так мягко, трепетно, с таким чувством.

А он все продолжал. Мне казалось, что он не сделал ни одной передышки, чтобы вздохнуть. Он не отрывал мундштук от губ, слившись со своей блестящей трубой.

– Это все для тебя, – наконец, сказал он, а потом без лишних слов подошел, стал передо мной на колени, поднял мое лицо двумя руками и поцеловал. Как долго длился этот поцелуй… Я почему-то не сопротивлялась. Потом он отпустил меня.

– Бенни, – прошептала я, но он уже встал и отвернулся.

– Как все это прекрасно! – воскликнул он. – Если бы я верил в бога, я только бы и делал что благодарил его. Ничто не мешает мне быть счастливым – полностью, совершенно счастливым. Все это мое, и ты тоже теперь моя.

– Что ты такое говоришь?!

– Да, ты моя. Моя любимая, мой друг, моя муза, моя жизнь. Выбирай любое из определений. Я приветствую тебя и благодарю!

– Эй, послушай. Кто сказал…

– Я сказал. Какое счастье! Разве ты не чувствуешь? Кажется, в этой комнате мало места, чтобы вместить мою радость! Здесь тесно! Мы можем танцевать, бежать по земле, взявшись за руки, мы можем любить друг друга, жить и чувствовать так, будто мы не двое – а один человек. Я большой и сильный. Ты маленькая и хрупкая, но я смогу защитить тебя. Мы будем целоваться и любить друг друга столько, сколько ты захочешь, сколько сможем. Петь, играть, любить снова и снова, вечно… – Он кружился по комнате и не говорил, а кричал, даже пел.