Анастасия Михайлова - Двое в ночи

Ночь была прекрасна и ясна. Каждый раз после заката обитательница пентхауса в Буффало находила хотя бы несколько минут своего драгоценного времени, дабы насладиться мягким полумраком и бесконечной нежностью темного времени суток. Она раздвигала все плотные портьеры в своей спальне и, неизменно отдавая предпочтение тонкой полупрозрачной тунике, опускалась на римскую кушетку. Величественно, словно царица, она наблюдала за раскинутым внизу городом.

— Истинная правительница всегда взирает на свой народ свысока, — тихо произнес мужчина, выходя из тени.

Леди Орифия ничуть не удивилась внезапному появлению знакомого, созерцая свет улиц где-то там внизу.

Курт Бейн отлично знал о любви к ночи единственной в его жизни женщины, чью суть он так и не смог познать до конца. Вся южная стена полукруглой спальни была застеклена, римская кушетка, где возлежала глава Сшиллс, стояла прямо напротив красивого панорамного вида окна. Все та же лютня стояла на подставке рядом с наблюдательным постом хозяйки, ожидая того момента, когда изящные пальцы женщины коснутся её струн. В воздухе был растворен пряный аромат благовоний, которые так любила гречанка.

— Красота ночи стоит того, чтобы ею любоваться, — с полуулыбкой произнесла женщина, оставаясь на своем месте.

Бледный диск луны бросал свои холодные лучи на Орифию, делая её еще более прекрасной. Призрачная, недосягаемая красота сводила мужчин с ума тысячелетиями. Много войн было начато лишь из-за желания добиться внимания и любви этой богини.

— Конечно, — Курт стоял позади неё и позволял себе любоваться тем, как свет играет на бледной бархатной коже. Орифия любила обнаженные плечи, ровно, как и он любил на них смотреть. — Только не всякая ночь прекрасна.

— Всякая, Курт. Даже самая пасмурная и полная смертей завораживает, особенно если ты сам жив.

— Ты недослушала, душа моя, — ухмыльнулся Бейн и сунул руки в карманы. — Не всякая прекрасна, если супротив неё есть ты. Любоваться красивой леди гораздо приятнее.

Он не видел, но знал, что в этот момент, лицо женщины озарила мягкая улыбка. Орифия любила лесть, произнесенную только им, остальных же затыкала на полуслове.

— Зачем ты пришел?

— Посмотреть в твои глаза и убедиться, что та, кого я знаю долгие века осталась самой собой.

Она прищурилась, все так же не оборачиваясь к гостю, и вздохнула.

— Не первый раз Сшиллс встают на Собрании против твоего клана, но впервые ты решил самолично проверить прежняя ли я. Интересно. Или же ты боишься высказать, что просто соскучился.

Орифия чуть повернула голову, и правильный профиль, что воспевал еще сам Гомер, порадовал глаз Курта.

— Ох, Орифия, ты иногда начинаешь забывать, что я не тот, кто будет стесняться что-то говорить тебе в лицо. Скучал, — мужчина сделал шаг к лежащей богине, — скучаю, — снова шаг, чтобы поравняться с ней, — и буду скучать, — так же, не удостаивая главу Сшиллс даже взглядом, Бейн прошел дальше. — Ты и сама это прекрасно знаешь. Равно как и я уверен, что ты хоть и делаешь бесстрастное лицо, но все же часто думаешь обо мне, не так ли? — вместо ответа он услышал приглушенный смешок за спиной и так же широко улыбнулся, впрочем, тут же помрачнев. — Ты так же горяча, как речь диктатора. А деяния твои и того хуже, — Курт подошел к огромному окну и вгляделся в очаровательную ночь большого города. А к такому виду можно привыкнуть… — Ты погубила своего «дитя» только ради того, чтобы уничтожить коалицию Сюзара. Он ведь начал быстро собирать силы. В боязни за собственный трон ты натравила этого садиста на своего ребенка, зная, как тот силен, особенно, когда рядом с ним такой весомый аргумент, как полукровка. Ты стала самим олицетворением политики, кстати, это слово греческое, не так ли? — древний усмехнулся. — Орифия, солнце мое, ты стала мертвой, как и твой наставник в свое время.

Кушетка чуть скрипнула, и Бейн услышал легкое шелестение туники этернель. Гречанка встала рядом с ним, маняще сияющая в лунном свете, коснулась толстого стекла, и Курт заметил, как плотно поджаты её губы.

— Можешь сколь угодно звать меня монстром, Курт, — она устремила свой взор куда-то на горизонт и глубоко вздохнула. — Я просчиталась. Он должен был выжить. Мой… мой милый мальчик должен был вернуться обратно, вместе с полукровкой. И теперь я очень жалею…

— Что лишилась своего главного козыря — единственного абсолютного телепата, — Курт с вызовом глянул на самую прекрасную в подлунном мире женщину, которой когда-то восхищался, как мальчишка. — Не играй, хотя бы при мне, я тебя знаю.

Орифия сокрушительно покачала головой и обняла себя руками, горько усмехнувшись.

— Зато ты все тот же идиот. Она мне нужна…

— Всем нужна, — поправил её этернель. — Тебе, чтобы выиграть, мне, чтобы не дать клану исчезнуть. Ты все еще ищешь её?

Орифия коротко кивнула и медленно начала двигаться вдоль панорамного окна, с такой же великой задумчивой грустью оглядывая струящуюся энергию ночного Буффало. В волосах цвета каштана, забранных в простую для древнего мира прическу, были вплетены несколько золотых нитей, что заманчиво сверкали в тусклом полумраке комнаты.

— Ничто не вечно, рано или поздно её укрытие подведет. Джимм не так хорошо умел смотреть наперед. На самом деле, он разительно отличался от всех своих собратьев. Думал не так, логики в его действиях было столько же, сколько рыб в мертвом море, а чувства… будто и не Сшиллс вовсе и не мой сын.

— Напротив, — мужчина, не утруждаясь, в одно мгновение оказался за спиной Орифии, ухмыляясь подобно огромному коту, — этот этернель вобрал в себя самое лучшее, что было в тебе до того, как ты закрыла все за семью печатями и стала главой клана. Эдду неплохо ладил с ним, жаль, что он даже не знал о том, какие проблемы у твоего Бротта.

— Я как раз думала, наоборот, что твой темный несносный ребенок помогал…

— Глупости, — Курт положил свои ладони на плечи женщины, — Эд помогал мне в одном деле. Ты ведь знаешь, мне нужно сделать из него достойного преемника, пока не поздно.

Гречанка замолчала, прерывисто вздохнув, будто силилась удержать себя в руках. Конечно, эта женщина была прямым виновником, как она думала, всего того злоключения с Куртом. Бейн прекрасно знал, что Орифия последние два века пытается придумать способ обмануть подписанный его кровью Контракт. И какой бы холодной и расчётливой она не была основную часть жизни, в короткие периоды на нее находило что-то вроде отчаяния. И долгими минутами, даже часами стойкая женщина кусала губы и ненавидела себя за проявленную когда-то слабость. Да, смерть такого сильного этернеля, как Курт стала бы выигрышной партией в их многовековой борьбе.