Майкл Хеммингсон - Комнаты сексуальных тайн

И будем откровенными, старина, моя карьера, как профессора, подошла к концу. И не только в нашем университете. У кого хватит смелости нанять меня после такого скандала? К счастью, вся эта шумиха, поднятая прессой, изрядно поспособствовала продаже моей первой книги, а издатели просто счастливы и ждут от меня очередного «шедевра», так что я буду писать при любых обстоятельствах.

Мы «в дороге», как говорили старые битники. Направляемся на Запад, но кто знает, куда именно… И где-то посреди небытия мы с Данни навсегда соединим наши грязные злобные душонки (как нам предназначено судьбой) — далеко-далеко от любопытных взглядов консервативно настроенного большинства.

Ты знаешь, что я имею в виду.

Тебе останется только читать мои книги, Алекс, поскольку, боюсь, это последнее письмо, которое я тебе пишу.

Но «никогда не говори «никогда». Поглядим, что еще судьба приготовила для нас в будущем.

Как всегда,

Эль Гордо.

Я бросился к нему домой, намереваясь остановить их. У крыльца красовалась табличка «ПРОДАЕТСЯ». Он оставил мебель, но вывез все книги и одежду.

Андреа Стиллвелл я нашел на заднем дворе. На ней были черные брюки и белая блузка — я даже удивился, что вижу ее одетой.

Она плакала.

— Это вы, — проговорила она сквозь слезы.

— Они забрали Эшли с собой, верно?

— Гордон подарил мне этот дом, — проговорила она. — Я собираюсь продать его. Я не могу жить здесь без него.

— Вот какова цена за вашу дочь? — бросил я. — Частная собственность?

— Нет, — прошептала она. — Она принадлежала ему. Это был мой подарок.

— Если где-то есть ад, — проговорил я, — то ты туда отправишься, Андреа.

— Я знаю.

— Куда они поехали?

— На Запад.

Я продолжил жить, как жил, — преподавал, писал и трахался.

Я не знаю, что было со мной в тот год — первый год после их исчезновения. Я хотел трахнуть все, что движется, и в большинстве случаев мне это удавалось. Кривая моего успеха у женщин стремительно поползла вверх. Большинство из моих пассий были из университета, но я находил женщин в барах и прямо на улицах. Я трахал молодых и старых, белых и черных, замужних и свободных.

Этот «конвейер» закончился, когда я познакомился с Келли, двадцатидвухлетней студенткой. Меня назначили консультантом по выпуску ежегодного литературного альманаха, в котором публиковались работы студентов английского отделения (мой рассказ тоже там был).

Келли была тихоней, с круглым личиком, мелкими зубками и плохим зрением — она носила очки с толстыми линзами. Эти очки возбуждали меня. На публике она выглядела скромницей, зато в постели — настоящий ураган. Я хотел, чтобы со мной она была шлюхой, такой же, как когда-то Данни. Чтобы она проделывала те же грязные штучки, которые я любил. Она лизала мою задницу и приветствовала «золотой дождь», но это была не Данни.

Я любил Келли. Когда она окончила университет, я на ней женился. Она вошла в роль примерной жены, но через девять месяцев поняла, что это не ее амплуа, подала на развод и уехала.

Мне было все равно.

В моей жизни зияла пустота, я знал, что тому причиной, но не хотел думать об этом.

Оставшись в одиночестве, я решил продолжить свой заброшенный роман «Сумерки Иллюзий» и на время забыть про женщин. В книге описывались взаимоотношения профессора и его дочери.

Я работал над романом в течение года. Еще год я искал издателя. Появились хвалебные отзывы критиков, было продано около шести тысяч экземпляров, что не так уж плохо.

А Гордон Де Марко так и не опубликовал больше ни строчки. Я всегда просматривал журналы в надежде увидеть его имя, но — нет. Не было ни дня, когда я не думал бы о нем.

Наконец он позвонил. Звонок раздался, когда я пролистывал одну из его ранних книг и удивлялся, как это ему удавалось так писать.

— Алло?

— У меня уши горят, — сказал он.

— Господи Боже… — воскликнул я. — Гордон Де Марко .

— Да что с тобой такое, мой мальчик?

— Я только что думал о вас.

— Я знаю, — сказал он. — Вот почему я позвонил.

— Не надо снова меня разыгрывать…

— Мое время подходит к концу, Алекс.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты приехал повидать меня, — сказал он. — Езжай на Запад, старина, ко мне.

Я не сумел скрыть раздражение в голосе:

— А почему вы ждали пять лет, прежде чем позвонить?

Не ответив, он сказал:

— Кое-кто хочет тоже повидать тебя.

И ее голос:

— Алекс?

— Данни, — проговорил я.

— Как поживает твой замечательный член?

— Он часто думает о тебе, — сказал я.

— Очевидно, жаждет воссоединения.

— Значит, все это время ты была с ним?

— А с кем еще? — засмеялась она. — Приедешь в гости?

— Я не знаю, должен ли.

— Почему?

— Не знаю.

— Боишься?

— Возможно.

— Он умирает, — сказала она. — Его время подходит к концу.

— Что с ним?

— Рак.

Я перевел дух и закрыл глаза. Я был потрясен.

— Где вы сейчас? — спросил я ее.

— Посреди гребаного небытия, — ответила она.

Они жили где-то в пустыне Южной Калифорнии, в старом доме возле Солтон-си. Город назывался, разумеется, Солтон-сити. На настоящий город он совсем не был похож. Вонючая и заброшенная дыра на краю света.

Я прилетел в Сан-Диего и взял напрокат машину. Других путей добраться туда не было. Можно было бы полететь в Лос-Анджелес, но билет до Сан-Диего обошелся дешевле. Дорога на автомобиле заняла три часа. Я слушал какую-то радиостанцию, которая передавала только хиты восьмидесятых — что вызвало у меня ностальгию. Я вспоминал то время, когда был рядом с Гордоном Де Марко — с того момента, как он стал моим учителем, и до тех пор, как мы делили Данни в Луизиане.

Но были и вещи, которые я вспоминать не хотел.

Это словно была не моя жизнь. Я знал, что меня ждет, и как ни странно был рад этому.

Как я уже говорил, Солтон-сити был настоящей дырой — скопище заброшенных домишек и машин, которые выглядели как после бомбежки, тупики с названиями вроде Райский путь, Врата Рая и Палм-Спрингз; местные, обожженные солнцем жители носили длинные бороды и не расставались с пивными жестянками.

За эти дни я тоже отпустил бородку и аккуратно стриг ее.