Алина Углицкая - Безумное притяжение

— Как ты оказалась возле байкерского клуба в таком виде? — тон Северина утратил беспечность. — И кто были те ублюдки? Ты их знаешь?

— Нет, — она мотнула головой, нахмурилась, — я не помню…

— Чего не помнишь?

Она не знала, как это сказать, не могла подобрать нужных слов. Все слова, что вертелись в ее голове, казались какими-то слишком пафосными, слишком претенциозными, что ли.

— У меня… амнезия? — она скользнула робким взглядом по лицам парней, избегая встречаться глазами. — Провал в памяти?

У нее был такой голос, словно она вот-вот собиралась заплакать.

— Игорь, еще налей, — Северин кивнул другу, тот с улыбкой плеснул девушке еще немного узвара.

Мирослава залпом опустошила стаканчик. Зубы клацнули о пластмассовый край. Так, пора успокоиться.

— Что ты имеешь в виду под амнезией? — услышала она голос Северина. — Ты не помнишь, как там оказалась?

— Нет…

— А что помнишь?

— Почти ничего… Лес помню. Как бежала по лесу, тоже помню. А потом увидела автозаправку и мотоциклы… Хотела один забрать, — ее голос понизился до шепота. Все-таки признаваться в несостоявшемся угоне оказалось не так-то легко. — А эти парни заметили…

— Вот оно что.

Он пару минут помолчал, что-то обдумывая, а она в это время кинула быстрый взгляд на окно. Куда они едут? Точнее, куда везут ее? Затемненное стекло не давало рассмотреть подробности. Одно она поняла точно: машина выехала на трассу и прибавила скорость, обгоняя другие автомобили, попадавшиеся на пути.

— А то, что было раньше, ты помнишь? Где живешь, сколько тебе лет, кто родители?

— Да. Я у бабушки жила в Запорожской области, — она огляделась в поисках места, куда бы можно было всунуть стаканчик и слабо улыбнулась рыжему, когда он забрал его у нее. Тонкие пальцы девушки, почувствовав пустоту, схватились за край пледа, как будто ей жизненно необходимо было сейчас за что-то держаться. — В том году школу закончила, одиннадцать классов…

— Тебе шестнадцать? — блондин недовольно сдвинул брови, буравя ее пристальным взглядом.

Только не хватало, чтобы эта девчонка оказалась малолеткой! Северин не желал примерять на себя роль педофила, а ведь его тело недвусмысленно говорило, что он испытывает к этой малышке. Похоть. Самую настоящую животную похоть в ее первозданном виде. Особенно сейчас, когда сидел с ней в ограниченном пространстве салона автомобиля.

— Нет. Восемнадцать… я поздно в школу пошла…

Говорить о том, что два года провалялась по больницам с переломами и ожогами, ей не хотелось. Как и вспоминать о родителях. Это была та часть ее прошлого, которую она скрывала от всех, тщательно изгоняла из памяти, но не могла изгнать насовсем. Иногда жуткие воспоминания возвращались, неся с собой леденящий ужас. Обычно это случалось на молодую луну, по ночам, и тогда она просыпалась в холодном поту, задыхаясь от собственного крика.

— Так, хорошо, — он позволил себе облегченно выдохнуть. Ее возраст его устраивал. — Что еще помнишь?

— Ну… я помню, что после школы пошла работать… хотела накопить на учебу.

— Где учиться собиралась?

— В Киеве.

Да, именно там, теперь она вспомнила. Хотела поехать в столицу, учиться в престижном вузе. А почему бы и нет? Особенно учитывая, что в ее аттестате было «одиннадцать» только по английскому языку, все остальное — «двенадцать», да и экзамены она сдала на «отлично». У нее был шанс поступить на бесплатное отделение, и она не собиралась его упускать. Мечта любой сельской девчонки — вырваться из этого плена, уехать в столицу, получить образование, сделать карьеру. Чего-то добиться! И быть неимоверно гордой от того, что всего добилась сама.

На глаза навернулись слезы. Голову заполнили картинки забытых событий.

Вот дедушка. Он кричит, что она никуда не поедет. Рывком открывает шкаф, сгребает ее вещи в охапку, куда-то уносит.

Вот бабушка. Она плачет. Просит подумать, говорит, что боится ее отпускать. Столица ведь так далеко, там столько ужасов и соблазнов, только и ждущих наивную провинциалку.

Вот еще знакомые люди: соседи, подруги, директор школы, учителя. Все они в ее голове говорили одновременно, наполняя сознание своими голосами, в которых она то слышала слова одобрения и напутствия, то, наоборот, предостережение и недоверие. Они смешались в одну бессмысленную какофонию, в которой рассудок Мирославы начал тонуть, как в болоте.

— Эй! Эй, что с тобой?! — чей-то встревоженный голос ворвался в ее сознание, разбивая паутину нахлынувших воспоминаний. — Парни, дайте воды!

Она почувствовала, что валится набок. Нет, не упала. Кто-то поймал, удержал. В губы ткнулось пластиковое горлышко бутылки, и Мирослава, захлебываясь и обливаясь, начала глотать шипучую минералку.

— Голова закружилась, — она виновато взглянула на Северина, который смотрел на нее с нескрываемой тревогой в глазах.

— Когда ты ела последний раз?

— Не помню…

— А где сейчас находишься, знаешь?

Ясное дело, он спрашивал не о машине.

— Нет…

— Это Волынская область. Мы в двухстах километрах от польской границы.

Она застыла, едва не подавившись водой. Уж расположение областей помнила точно, еще по урокам географии. Где Волынь, а где Запорожье… Как ее сюда занесло?!

— Я… — она задрожала, почти плача от собственного бессилия, — я ехала… в Киев…

Автобус, перрон областной автостанции… Бабушка на перроне, рыдающая так, будто отправляет ее на смерть. Неужели почувствовала заранее, что с внучкой что-то случится? Нет, это было бы слишком!

— Когда? — Северин подался вперед, заставив кресло печально скрипнуть. Спинка опасно накренилась. — Я спрашиваю, когда? Месяц какой?!

— И… июнь…

— Сейчас август!

Лучше бы он сказал, что собирается ее съесть!

Вскоре по обе стороны дороги начали попадаться одноэтажные сельские домики.

— Через полчаса будем на месте, — лаконично заметил Северин.

Запах девчонки наполнял салон автомобиля сладким облаком, заставляя внутреннего волка нетерпеливо повизгивать. Тот был бы рад сейчас вырваться наружу, перепрыгнуть через спинку кресла и уткнуться мордой ей между ног. Втянуть в себя ее аромат. И то человеческое, что сидело в нем, с трудом сдерживало инстинкты.

Хорошо, что он догадался сесть спереди! Иначе завалил бы ее прямо там, на глазах у парней. Руки подрагивали от желания сорвать этот дурацкий плед, который он сам же ей и дал. Хотелось открыть ее тело, смотреть на него, трогать, вдыхать аромат ее кожи…

Она словно что-то почувствовала. Поежилась, сильнее стискивая ножки. Северин непроизвольно сглотнул.

Нет, с этим нужно что-то делать, черт побери! Иначе он превратится в маньяка.

Но делать ничего не хотелось. Точнее, очень хотелось только одного — почувствовать, как его горячая твердая плоть войдет в ее влажное лоно…