Эммануэль Арсан - Нея

Рождественские каникулы в этот раз особенные. Я не забыла ни о своих книгах, ни о хорошем запасе английских леденцов, которые можно найти только в Париже. Но если что и заставляет меня сейчас чуть ли не прыгать от радости — так это любовь. А любовь и каникулы, как говорится, две большие разницы. Любовь — отнюдь не вечный праздник, скорее постоянное ожидание приключения и таинства, о которых я до сих пор узнавала лишь из книг, имея, в общем, слабое об этом представление. Любовь — исследование, восхитительная мука счастья, такая неожиданная, такая незаслуженная, что постоянно боишься растерять ее случайно.

Морис женился на Сюзанне. Мои чувства, однако, совсем не изменились. Напротив, стали еще сильнее. Я достигла зрелого возраста и понимаю: Морис действительно меня любит. Именно потому он и женился на моей сестре. После нашей с ним близости я была так счастлива, строила так много планов… Однако очень скоро я вынуждена была признать их призрачность и полную безнадежность. Не нужно быть гадалкой, чтобы понять, что родители вообще никогда не позволили бы мне выйти замуж за кого бы то ни было. Разве что если бы я забеременела…

Я хорошо знаю взгляды моих родителей. Однажды во время еды у нас зашел об этом разговор. По их мнению, девушка шестнадцати лет, которую они содержат, еще не созрела для материнства. Я представляю, что бы они сказали мне, если бы я поставила их перед свершившимся фактом. Но я не полная дура. Если бы Морис без обиняков объявил о нашей с ним связи, его просто моментально вышвырнули бы из дома. Поэтому единственный шанс для него сохранить меня — ничего не менять и жениться на моей сестре, став членом нашей семьи. И уже спокойнее ожидать подходящего момента.

Конечно, он все-таки должен был предварительно обсудить это со мной. Я немного дулась на него, но Морис был со мной так мил, что я простила его. Он знает, что я тоже люблю Сюзанну, а он отнюдь не хочет причинять ей боли. Поэтому ему не было нужды спрашивать моего мнения, ведь и я не хотела зла любимой сестре. Только кажется, что он все же должен был бы прямо сказать мне еще раз, что именно я — его женщина. Для него ведь вовсе не тайна, что отныне для меня не существует никого, кроме него. Вообще-то, предполагаю, что он потакает мне из чувства такта, будучи не совсем уверенным в моей любви. Выходит, он оставляет за мной право выбора?

— Я не хочу корчить из себя занудливого папашу, малышка, — сказал он мне спустя несколько дней после свадьбы. — Но мы с тобой, Нея, должны сейчас быть на высоте, в том числе и в нашей работе. Ты обязательно должна продолжать так же учиться, как и всегда, чтобы получить степень бакалавра. А я обязан сделать счастливой Сюзанну. Ты ведь тоже любишь ее, правда?

— Конечно, люблю!

— Вот видишь, — продолжал он, — перед нами обоими одна и та же проблема. И мы не должны разочаровывать твоих родителей.

— Это я знаю. Слишком хорошо знаю. Если мать и отец что-то пронюхают, мы пропали.

— Я рад, что ты это понимаешь.

По его внешнему виду мне показалось, что он как будто вдруг почувствовал огромное облегчение от того, что наконец высказался. Именно тогда мне все стало ясно.

С одной стороны, он готов принести себя в жертву ради меня, поэтому не повторил мне вновь о своей любви, не строил планы на будущее. Однако дал мне ясно понять, что, как и я, любит Сюзанну, скорее братской любовью, как сестру. И если он облегченно вздохнул, то лишь потому, что четко усвоил: малейшего подозрения со стороны родителей будет достаточно, чтобы разлучить нас навсегда. А он, в отличие от меня, не смог бы этого перенести. Я глубоко благодарна ему за правду. Я, откровенно говоря, сомневалась в нем, теперь же почти готова просить у него прощения. Но разве не так ведут себя наивные молодые девушки? Нет, я тоже должна просто ждать; наше воссоединение от этого будет только еще более радостным. Ведь быть женщиной означает также знать, когда нужно хранить молчание. Я собираюсь доказать Морису, что он не ошибся.

Я молчала, хоть это и было нелегко. Бракосочетание сестры с Морисом само по себе не создало для меня каких-либо дополнительных проблем. Прежде всего, я люблю свадьбы, а эта, в известном смысле, была моей собственной. Мэрия, церковь, подписи — во всем этом я находила успокоение. В самом худшем случае, если бы отец и мать неожиданно узнали, что произошло между Морисом и мной, им уже пришлось бы с этим смириться, пусть даже выразить недовольство. Теперь Морис их родственник.

Свадебный обед был отменным. Я много и вкусно ела, танцевала. Жирный краснолицый парень, пустозвон, бывший одноклассник Сюзанны, ходил за мной буквально по пятам, сраженный наповал. Морис тоже заставил меня с ним танцевать, и не однажды, а четыре или пять раз! Он раньше никогда не говорил со мной так, прижимая меня к себе и повторяя снова и снова: «Маленькая Нея, теперь я знаю, что могу рассчитывать на тебя. А ты тоже во всем можешь положиться на меня. Вот увидишь…»

Может быть, он слишком много выпил. Не хочу сказать, что он был пьян, но обычно он более сдержан, а в этот раз говорил больше и громче обычного. Мама, однако, в какой-то момент в присущей только ей одной манере вновь обратилась к нему как к «коммивояжеру», а он отплатил ей той же монетой, назвав своей «тещей». Я не помню дословно его комментарий, но это было очень смешно, и мама отвернулась от него в ярости, не найдя, однако, повода обвинить его в плохих манерах — так мило он сформулировал ответ.

Сюзанна и Морис уехали в шесть или семь часов пополудни. Я даже не сразу заметила их отсутствие. Меня это не касалось. Я танцевала со своим жирным кавалером, который дышал мне в шею и сжимал мою левую грудь. Я дважды поиграла с собой, прежде чем уснуть, думая о Сюзанне и Морисе. Я чувствовала себя Динарзаде, младшей сестрой Шехерезады из «Тысячи и одной ночи». Каждый раз, читая эту книгу в переводе Мардруса, я представляла себе, как на исходе каждой ночи «царь Шахрияр делал с Шехерезадой то, что он делал обычно». Наверное, эта Динарзаде (то есть я) постоянно падала в обморок от удовольствия, когда после такого большого количества волнующих кровь историй Повелитель Правоверных занимался любовью с ее сестрой.

С другой стороны, для меня было жестоким испытанием привыкание к мысли о том, что Сюзанна — жена. Я просто не представляла, насколько это обстоятельство может изменить наши отношения. Она и Морис поселились в квартире неподалеку от нашей — на рю Леонс-Папийяр, буквально в двух шагах от Порт-Майо.

— Вы будете жить почти что дома, — сказала мама. — Но со всеми преимуществами независимости.

В общем-то, я никогда четко не представляла, что это значит, пока не увидела Сюзанну, занимающуюся различными домашними делами, хлопочущую на кухне. Но во всем остальном она не слишком изменилась: по-прежнему так же долго валяется в постели по утрам, и именно мама должна идти на рынок Сен-Пьер, чтобы приобрести немного дешевых продуктов, а заодно заняться своим любимым делом — всласть поболтать с торговцами.