Eve Aurton - Похищенная

Впереди маячила стена с большими окнами-глазницами, лишёнными не только стекол, но и рам, глядящих в лесной массив, испещренный песчаными грядами. Где-то вдалеке, за деревьями, притаился город, слышимый здесь лишь неясным гулом просыпающихся автомобилей, автобусов, людей. Он постепенно оживал, возвращаясь в свой прежний ритм, в то время как я безропотно шла к своей смерти.

— Надеюсь, ты умрешь в самых страшных мучениях, мистер мудак, — я даже не посмотрела на него, лишь упрямо вскинула подбородок и бодро вступила под своды полуразвалившейся крыши, балки которой беспомощно искали опору в упавшей стене. Я нашла свою опору в уцелевшей и, повернувшись к ней спиной, уставилась на Николаса, остановившегося на входе.

Видимо, с меткостью у него проблем не было, как и с самоконтролем, который покинул меня как только дуло пистолета поднялось на уровень моих глаз.

Думать о конце и видеть его — разные вещи.

Знать о смерти и чувствовать её приближение тоже.

Я не удержалась и крепко-крепко зажмурилась, при этом обняв себя за дрожащие плечи.

Прозвучал выстрел, стремительно скрывшийся в пространстве, и я изумленно открыла глаза. Мистер сама привлекательность стоял там же, у развалившейся стены; крыша всё также нависала над нами, показывая обрывки неба; я до сих пор была жива и чувствовала холод.

Истерика медленно захватывала меня в тиски, и я, поняв, что Николас выстрелил в воздух, пыталась сделать хотя бы один вдох. Слезы душили, а я постепенно сползала по стене вниз, до тех пор пока не оказалась на земле и не спрятала лицо в ладони.

Мне было похер, что он обо мне подумает — я ревела, навзрыд громко, сотрясаясь всем телом и не зная, как остановиться. Последние сутки проносились в сознании чёрно-белыми кадрами, быстрыми, мелькающими, вызывающими головокружение. Начиная с самого утра и заканчивая финишными моментами.

По правую руку от меня чиркнула зажигалка, повеяло табачным дымом, и я застыла на вдохе, с удовольствием вгоняя в себя отравляющий воздух.

— Не знала, что ты куришь, — я украдкой посмотрела на Николаса, сидящего, как и я, на земле, скопировавшего мою позу и смачно затянувшегося сигаретой. Его затылок упирался в стену, грудь мерно двигалась, а изящные пальцы сжимали источник сизого дыма, от которого у меня потекли слюнки. Пистолет лежал на его ногах, как преданный пёс, защищающий своего хозяина.

— Я тоже не знал…

Я, словно ребенок, шмыгнула носом и потянулась за сигаретой. Николас не сопротивлялся, сразу отдав её мне.

Первые лучи солнца коснулись стены над нашими головами, и я подняла голову, выпуская дым в линии света. Дым красиво проходил сквозь них, клубился изгибами и танцевал танец ветра, играющего с ним. Это было так прекрасно, так ярко и завораживающе, что я забыла про слёзы, ещё не высохшие на скулах, — всё мое внимание было устремлено на представление табачного дыма.

Оказывается, в обыденных вещах красоты не меньше, просто мы ее не видим, привыкая и не желая замечать даже в упор.

— Я понимаю тебя, — выдохнула я и отвлеклась от созерцания дыма. Он лениво повернул ко мне голову и забрал сигарету из моих всё ещё дрожащих пальцев. Следующая затяжка была его, как и порция дыма, заполнившего линию света. — Тяжело убивать человека, даже не зная, за что убиваешь. Я права?

Мистер сама привлекательность не сказал ни слова, лишь сделал новую затяжку и выкинул сигарету в сторону, при падении разбросавшую вокруг себя искры.

Эти искры, кстати, тоже были прекрасны.

— Думаю, твой отец следующий, — обронил он, продолжая изучать моё заплаканное, наверняка с распухшими и красными от слёз глазами лицо.

Я вновь шмыгнула носом и облизала пересохшие губы. Стоило предположить, что главная их цель не я, а Энтони Нери — мой отец, всю свою жизнь находящийся по другую сторону закона. Что он сделал на этот раз, я не знала, потому что вот уже два года созванивалась с ним только на Рождество.

Семейный конфликт не желал разрешаться, а я не собиралась возвращаться домой, всё это время путешествуя по миру и пробуя новую для себя самостоятельную жизнь.

Кажется, сейчас самое время вернуться… пока не поздно.

— Что мне делать, Николас?

Всего на миг он опустил глаза, словно раздумывая над моими словами, а потом его взгляд вновь застыл на мне. Становилось неловко и неудобно, и всё это напомнило мне встречу двух бывших друзей, которые не виделись очень и очень давно, — не имеющие общих тем, с потухшими воспоминаниями, не знающие, о чём поговорить и только мечтающие поскорее разминуться, — они пытаются поддержать вежливую беседу, а в итоге замолкают и прячут глаза куда угодно, захлебываясь в неловкой тишине.

Я захлебывалась тоже, ожидая его ответа.

— У тебя ещё есть время, Лалит. Мы вернемся обратно, и ты сядешь в свою машину, выкинешь телефон, забудешь про кредитки, при первом же удобном случае купишь новую тачку: неброскую и неприметную. Ни самолетов, ни поездов, ни автобусов. Звонки отцу только через общественные телефоны. Постарайся добраться до него быстрее, чем они доберутся до тебя.

— Я не знаю, где он сейчас.

— Так узнай, это твой единственный шанс. Могу поспорить, что со дня на день его фамилия окажется в желтом конверте, вот только исполнитель будет другой.

Я старалась уловить информацию, мысленно прорабатывая план и надеясь на положительный исход. Я уже выкинула телефон, спрятала карточки, купила тачку — как и сказал мистер сама привлекательность, неприметную. Господи, да пусть это будет хоть старый и повидавший виды Buick, отвратительно зеленого цвета, как в фильмах шестидесятых. Или устаревший Ford с максимальной скоростью двадцать миль в час. Да хоть семейный Dodge из восьмидесятых — уже неважно.

Важно одно, стоп…

— Что ты сказал?

— Ты о чём? — Мы продолжали сидеть, никуда не торопясь, не считая минуты, когда на самом деле нам нужно было не просто бежать, а бежать без оглядки, пытаясь спастись от чёрт знает кого. Солнечные лучи уже поднялись к основанию крыши и исчезли где-то в балках, становилось теплее, и я уже не чувствовала того холода, что терзал мои плечи до этого, только липкое предчувствие тревоги растекалось по венам, замирая неприятным покалыванием на кончиках пальцев.

— Ты сказал, что исполнитель будет другим. Что это значит?

Николас раздраженно сжал челюсти, словно его достала надоедливая муха, а потом, опираясь о стену одной рукой, встал. Его рана вновь беспокоила его, и это было заметно по его позе, по наклону торса чуть вправо, по исказившей бледное лицо гримасе, появившейся лишь на мгновение и также быстро исчезнувшей.

— Николас, черт бы тебя побрал, ты не можешь так просто уйти, — чтобы вскочить на ноги, мне потребовалось куда меньше времени, чем ему сделать три шага. Я встала прямо перед ним, напрочь забывая о благоразумии и желая лишь одного — докопаться до истины, понять, получить больше информации, которая помогла бы мне спасти жизнь.