Алина Борисова - Невеста для демона страсти

Лис отсалютовал противнику, встал в позицию, сделал резкий выпад — разумеется, мимо. Тут же ушел в оборону, почти раскрылся очередным неудачным выпадом и «чудом» избежал удара… От виконта повеяло удовлетворением, его нервное напряжение чуть спало — видно, оценил, что противник ему вполне по силам, более того, что противник в определенных моментах откровенно слаб… Конечно, слаб. Вот, видишь, даже споткнулся и «чудом» на ногах устоял. И опять едва удар не пропустил… А вот теперь стремительная контратака, и «чудом» уцелел уже виконт, едва не лишившись при этом глаза…

Лис наслаждался. Он танцевал, его шпага пела, тело впитывало эмоции раззадоренного виконта, становясь все более сильным и настоящим с каждой выпитой каплей. Он чувствовал пот, стекающий по виску. И прилипшую к спине батистовую сорочку. Ощущал небольшие неровности стельки в правом сапоге. Нет, ему все это не мешало, ему просто нравилось ощущать. Уходя от очередного выпада противника, он даже позволил себе упасть — просто ради удовольствия перекатиться по жесткой земле, ощутив спиной все мелкие и крупные камни, бугорки и выбоины. И даже чихнуть от забившейся в ноздри пыли. Не изобразить чихание, нет — просто чихнуть…

Конечно, он вскочил быстрее, чем противник сумел воспользоваться своим преимуществом. Разумеется, вновь слегка припугнул его, опять чиркнув шпагой перед самым виконтовым носом. Даже позволил себе чуть-чуть пропороть ему левый рукав — самую малость, а то не дай Деус, у виконта там какая царапина, которую он поспешит выдать за первую кровь. Эту бурю эмоций, эту смертельную страсть к победе над мнимым врагом Лис хотел бы пить бесконечно. Ну, или хотя бы до тех пор, пока виконт будет в состоянии эту страсть испытывать, ведь усталость, увы, притупляет любые страсти…

Он вновь отступал, виртуозно разыгрывая суетливость и неуверенность и едва не облизываясь от того азарта, которым делился с ним его взвинченный до предела соперник… И вдруг задохнулся, ослеп, оглох — мгновенно и абсолютно. Дикая, совершенно потусторонняя боль пронзила внутренности — и никакого отношения к удару шпагой эта боль не имела. Да и не почувствовал бы он сейчас любой удар… Он, собственно, и не почувствовал. Шпага виконта, не встретив сопротивления на своем пути, проткнула ему легкое за миг до того, как он безвольным кулем повалился на землю.

Очнулся он быстро, фактически сразу. Наваждение прошло, он вновь мог видеть, слышать, ощущать, дышать… Вот дышать было… больно, и кровь пенилась на губах, и какие-то люди склонялись над ним, закрывая небо. Что-то говорили наперебой, чего-то боялись и рвали пуговицы его любимого песочного камзола.

— Лежите, граф, лежите, врач сейчас будет…

— Не стоит… — Лис тяжело закашлялся. — Не страшно… У меня свой… — попытался, было, привстать, но голова закружилась, и пришлось вновь бессильно откинуться на землю. Все же у полного очеловечивания были свои недостатки. Рана его, разумеется, не убьет, исцелиться не сложно. Но ведь не при всех же, его методы исцеления слишком уж кардинальны для почтеннейшей публики. Сначала надо добраться до выделенных ему покоев.

— Гастон, — окликнул он слугу, — помоги.

С помощью верного секретаря почти удалось подняться (было бы значительно проще, если б не приходилось при этом отбиваться от множества рук, пытавшихся его удержать), но тут его сердце пронзил бесконечный ужас, а где-то в глубинах черепа завибрировал отчаянный женский крик.

— Роззи, — обреченно прошептал Лис, наконец осознавая произошедшее. И отчаянно рванулся к ней, позабыв про «смертельную рану» и «тяжелое состояние». К счастью — вместе с раненым телом, хотя это уже действительно — чудом.

— Роззи! — дверь распахнулась, и в спальню ворвался Лис. — Все вон! — рявкнул он на сбежавшихся на мой крик служанок. — Гастон, лошадей, карету — мы немедленно уезжаем!

Несколько шагов от двери и до кровати он проделал без свойственной ему плавности, рывками. И тяжело повалился возле меня на колени. Я в тот момент уже тоже сидела на полу — перепуганная, дрожащая — сцепив в замок неостановимо трясущиеся руки.

— Тише, Роззи, тише. Испугалась? — он улыбнулся так уверенно и спокойно, что я на миг поверила — все в порядке. А потом заметила кровь, запекшуюся на его губах и подбородке, пропоротый и залитый кровью камзол в районе правой груди, слипшиеся от пота и посеревшие от пыли волосы.

— Ты… Тебя ранили? — тут же снова пугаюсь я. — Ты что, умираешь? Это из-за этого я?..

— Ну что ты, Роззи, что ты? Я бессмертен. Я разве не говорил? — вновь спокойно улыбается он, и тонкая струйка крови вытекает из уголка его рта и спускается к подбородку. — А это просто дуэль, я ж рассказывал: мужчинам надо иногда подраться. Не обращай внимания, — он протянул руку в перепачканной перчатке и осторожно накрыл мои ладони.

— Не чувствую! — я в панике шевельнула руками. — Не чувствую тебя, видишь?! Не соприкасаюсь! — я резко дернула руки вверх, и они легко прошли сквозь его ладонь, как прежде проходили сквозь прикроватный столбик — даже не почувствовав преграды на своем пути.

— Прости, моя роза, это моя вина, — чуть вздохнул мой раненый граф, не выказав ни малейшего удивления, — полез к благородной даме в грязных перчатках. Сейчас исправим, — и очень медленно и аккуратно он сдернул перчатку со своей правой руки.

Я ожидала… чего-то. Не знаю, но его маниакальное желание всегда и везде оставаться в перчатках, породило у меня стойкое подозрение, что там, под ними… Там была ладонь. Обыкновенная, человеческая, мужская ладонь: светлая кожа, проступающие сквозь нее синеватые вены, сеточка «линий судьбы»… Он протянул мне ее, и я мгновенно схватилась, ни на миг не задумавшись, как хватается за любую соломинку утопающий… нет, увязающий в жутком, нереальном болоте…

Рука была настоящей! Я держалась за нее, ее ощущала. Моя ладонь не проходила ее насквозь! Рука была теплой, надежной, крепкой. Не веря себе от счастья, я ухватилась за нее и другой рукой, я сжала его ладонь изо всех сил, я навалилась на нее едва ли не всем весом. Его ладонь лишь чуть дрогнула, качнувшись в воздухе, но удержала меня!

— Встаем, Роззи, — он осторожно потянул меня наверх. — Все хорошо, ты же видишь? Все в порядке.

Закусив губу и не отрывая напряженного взгляда от его лица, я очень медленно поднялась, держась за его руку, словно, словно за последнюю опору во вселенной. Ноги дрожали после пережитого кошмара, и я не доверяла ногам, я доверяла только его руке в моих руках.

Но тут он пошатнулся, бледнея еще сильнее, и мы оба едва не упали.

— Ой, прости, — я перестала давить на его руку, выровнялась и помогла устоять ему. — Прости, ты же ранен… Тебе, наверное, надо лечь. Все очень плохо?