Немийцы (СИ)

— Репортеров видела? — тихонько спросил любопытный.

— Кончено, только за ними и наблюдала, — поведала я. — А тебе они мешают жить?

Да! — буркнул Виталик и оглядывался по сторонам, словно его сейчас отовсюду не заметно фотографировали и он боялся, что будет выглядеть не комильфо. — Мы им преподнесли очень много ценной информации, смотри через недельку твою автобиографию предоставят в желтой газетенке!

Говорил вроде мне, но смотрел на кусты цветов сбоку, отсюда слышен океан.

— Могла и поприличнее себя вести, — отчитала меня Алиса с другого бока. Не поняла? Изучила сестру в оранжевом платье и волосы оранжевые. Ядерная смесь, глаза резало, если долго на нее смотреть.

— А вы двое господ чем-то похожи! — к своему удивлению указала пальцем на одного и на другого и провела две линии параллели. Сделала внезапную остановку и Саше позади нас пришлось остановиться, чтобы не врезаться в меня носом.

— Бурчите друг другу на ухо! Пора давно привыкнуть к этим репортеришкам, а то сложно жить, много думая, — получилось не совсем что я хотела, но Алиса с Виталиком засмеялись надо мной.

— Точно, лучше не думать, — подтвердил Виталик.

— Она этим всегда руководствуется, — поддакнула Алиса.

Я отмахнулась обиженно и пошла наравне с Сашей, той пришлось пояснять свое бегство:

— Мелкие обнаглели!

А дальше последовала основная часть торжества — открытие. Куча ненужных слов. И какой это великий день, много пафосных речей от Председателя, как долго мы этого ждали. Мой папа был не богат на эмоции, говорил четко, но с воодушевлением, а Дмитрий Сергеевич не скупился на улыбочки-ямочки.

От яркого солнца нас спасало белоснежное покрывало сверху. От этого становилось прохладнее. Перед нами огромный овальный стол, человек на двадцать. Здесь произошли небольшие изменения в составе гостей. Родителей не было и близняшек не оставили за столом, вместо них появилась Юлия, Пудель, Виталик, тот который Дорадо.

Самого Димы пока не было, он отрабатывал на публике выступление, вещая какую-то бессмысленную чушь, но при этом так красочно и правдиво, что слушаешь и слушаешь. И только в конце выступления поняла, какая это была чушь. Десятью словами об одном.

Дима расположился за столом, Саша одну руку положила ладонью вниз на поверхность перед собой и поскребла пальчиками по нему. Словно смутилась. Немного грустно что-то рассказывала Диме, при этом ноготками царапала себе щечку или губы. Этот жест явно имел цель привлечь внимание к лицу.

Я сидела на стуле, обитым белой тканью, и иногда наблюдала за парочкой напротив. И совсем ничего не чувствовала, совсем. Он и ей немного улыбался, что-то рассказывал, волосы рукой поправлял.

Вокруг столько народа разговаривало, а я молчала. Сестра родная называется. Еще без ума от него?

Юля с другого бока от Димы общалась с Пуделем, который видно отвлекал от господина пока тот развлекался с бывшей любовницей. Как это отвратительно.

Юля понятно его спутница на эти два дня и здесь уже ничего не поделаешь. Привел — будь добр отвечай за улыбку на лице девушки. Негласное правило.

Кипеть я мысленно перестала, только лишь внутренне потряхивало, руки подрагивали на бокале с напитком. Не честно, говорил что хочет меня, на такие вещи шел ради меня, а теперь улыбался двум девушкам. Вроде, это обыкновенное общение, но с другой стороны, я напротив них и мог со мной пообщаться. Это мне стеснительно заговорить с ним, он итак нарасхват.

Весь мой энтузиазм от появления здесь пропал в прохладном воздухе, от вентиляторов которые стояли вокруг столиков. И единственное, что я опять ощущала обреченность, одиночество. Я чуть приуныла и пялилась в телефон, пока Шмонт не подсел ко мне рядом за стул, приобняв спинку моего места.

Он — мой спутник и обязан отвечать за мою улыбку на лице.

— О чем грустим? — улыбнулся мне. Я тоже натянуто ответила тем же.

— Ни о чем, — заговорчески шепнула ему на ухо. Локоть поставила на его стул, чтобы быть поближе к нему и чтобы никто не слышал. Голову чуть наклонила, волосы скрывали мое выражение лица, даже Лёнька понял, что мне грустно.

— Хочешь устроим взрывной пати на этих каникулах. Пять дней и ни секунды трезвыми!? — засмеялся весельчак-обаяшка.

— Нет. Спасибо, обезьянка, — я его почесала за шею, где борода у него начиналась. Колючий-колючий. Очень щекотно было всегда целоваться с ним.

— Ни одна девушка кроме тебя меня обезьяной в жизни не называла, — себе под нос пробурчал Лёня и поудобнее развалился: руки на подлокотниках, ноги в разные стороны. — Эй, официант! — щелкнул пальцами, призывая обслуживающий персонал.

К нам аккуратно направился мужчина в белой униформе с бокалами шампанского на подносе.

— Когда ты не на фотоссесии, как абориген выглядишь. Какой дурак сказал, что волосатость это признак мужественности? Сбрей немедленно… — продолжила рассказывать плечу Лёньки. Друг в то время следил, когда принесут прохладные напитки.

— Вот спасибо, дорогая, — заявил на секунду, обернувшись ко мне.

— Ладно, не обижайся, — улыбнулась ему, пальцы протянула, чтобы ободряюще похлопать друга по плечу. Пальцы вдруг задрожали, когда в районе груди ощутила сильное давление, будто ребра смяли и сжали болезненно. Тяжелый вдох вырвался с трудом из горла. Я попыталась ровнее начать дышать, а Лёня пока не замечал моего странного состояния принимал напитки.

— На, Ань, или тебе вина лучше? — я не успела ответить, это было по-прежнему очень сложно, на шее опять неприятные холодные ощущения.

А потом вздрогнула… и подскочила вместе с Лёнькой одновременно со стульев, когда брызги непонятной жидкости оросили мое лицо, голые руки и открытую грудь.

Я переглянулась с другом, тот стоял с раскрытыми руками, вся его рубашка, штаны и даже лицо в капельках от вина.

— Прошу прощения, выронил, простите! — затараторил официант, поднос поставил на стол с оставшимися не разлитыми напитками. Несколько бокалов валялись под нашими ногами на травке. Я их подняла, вроде остались целые. — Не поднимайте, могут быть осколки. Сейчас всё уберем!

Очень быстро прибыл другой обслуживающий персонаж. Лёня лишь оценил старания официанта ему лицо салфеткой вытереть и убрал заботливые руки:

— Простите, предпочту, чтобы женщины меня трогали! — насмешливо пояснил свои действия Шмонт. — Пойду переоденусь. Ты пойдешь? — спросил у меня Лёнька.

Неожиданно в разговор встряла мой дражайшая сестренка напротив:

— Пойдем я тоже хочу в номер зайти освежиться, — приподнялась со стула. И рядом с ней ненавистный сосед поднялся во весь свой немалый, предательский рост.

Я уловила его ничем не прикрытое раздражение в голосе и приказ: