Ольга Резниченко - Спиною к будущему (СИ)

Давай подумаем о прошлом.

Поговорим о настоящем...

Развернемся спиной к будущему и пойдем вслепую, наощупь.

Хотя... там страшно и холодно ,

особенно, без тебя...

***

2004 год

В то утро всё было как-то неспокойно. То вилка уже в третий раз упала на пол. То пятый блин - по-прежнему комом, и никакие манипуляции с тестом не помогают. То собаки во дворе, почему-то, без умолку лают (словно сошли с ума). То, вообще, кто-то где-то отвлек – и чайник без воды я поставила на плиту. Вонь пошла по дому, помню… страшная. Мама еще тогда так сильно стала ругаться,… а я, дура, - отгавкиваюсь. Нет бы, смолчать…

…

И вдруг шум во дворе, рычание мотора.

Быстро выбегаю из дому, смотрю за калитку.

Темно-синий седан дяди Гриши.

- Кто там, Вик?! – кричит из кухни мама.

- Анохин!

Живо к воротам и открываю те. Но не въезжает. Внезапно выскакивает на улицу.

Лицо багровое. Глаза красные, выпученные, ноздри нервно вздрагивают, гоняя воздух. Пот стекает ручьем.

- Что-то случилось? – поразилась я увиденному.

- Где мать?! – крикнул на меня.

- В доме. Позвать? – испуганно шепчу.

- Нет, быстро в машину, - грубо, до боли схватив за руку, тащит внутрь авто.

Утопая в непонимании, даже не сопротивляюсь (мои родители всецело доверяли ему, как себе). Тотчас прыгает за руль, давит педаль газа в пол, меняясь с сцеплением. Мчим долой.

- Куда едем? Что происходит? – не могу поверить своим глазам.

- Некогда объяснять, - беглый, косой взгляд на меня, а затем снова по зеркалам заднего вида. – Лучше пристегнись, от греха подальше.

- Что-то с папой? – все еще сражаюсь с происходящим.

- ПРИСТЕГНИСЬ! – рявкнул на меня гневно и пнул невольно в плечо рукой, видимо, намереваясь сам схватить ремень безопасности с того конца, но, проиграв бой расстоянию, тут же осекся. Пальцами вцепился в руль – и выкрутил вбок на повороте.

Тяжелые минуты непонимания в такт моему бешенному сердцебиению. И вдруг, когда добрались едва ли не до конца поселка, - «ба-бах», взрыв, стук, гром среди ясного неба. Живо обернулась на звук – и обмерла в ужасе.

… мой дом полыхал огнем, и от него тянулась длинная черная полоса дыма.

Дернулась я к Анохину, визжа на всю глотку:

- Стойте! СТОЙТЕ! МАМА!

- Успокойся! – рявкнул на меня и грубо отдернул от себя.

Кидаюсь к нему в руки – пытаюсь выдрать руль.

- ОСТАНОВИТЕСЬ! ОНИ ЖЕ ТАМ!

- Нет там больше уже никого! - словно скрежет метала по ушам...

- Что? – обомлела, выпучив глаза, словно шары, взглядом прикипев к бессердечности.

Но еще миг – обернулась к окну; резко дергаю ручку, отрываю дверь – и, немедля, кидаюсь на мелькающий от скорости гравий, однако мой кат тотчас хватает меня за руку и буквально удерживает над клекочущей пучиной. Тащит внутрь.

- С УМА СОШЛА?!

- ОТПУСТИТЕ! ОНА ТАМ!

- НЕТ БОЛЬШЕ! ВИКА! Нет больше никого!

ТЫ ОДНА ОСТАЛАСЬ!

Поддалась. Расселась в кресле. Обмерла я, пришпиленная словами, а внутри еще бушует буря отрицания и сопротивления.

- Мы же их можем еще спасти!

- ИХ?

- Да, маму и остальных.

- Кого остальных? - попытки перекричать рычание двигателя.

- Соседку и ее дочку, мою подругу.

- Подругу?

- Да, Лиду.

- Твоего возраста?

Молчу. Ошарашено смотрю ему в лицо. Не могу понять, что происходит.

- ДА? – и вновь взгляд на меня разъяренного дяди Гриши. Орет.

- Да, - едва слышно шепчу.

- Отлично.

- Что? – не могла поверить своим ушам.

- Дверь закрой.

- В смысле отлично? – игнорирую я.

- ДВЕРЬ ЗАКРОЙ! – но уже и сам дернулся вбок (бросив руль) и, схватившись за ручку, потянул на себя. – Смирись, - внезапно продолжил. – Их всех убили. А то, что там была соседская девочка – даже на руку. Кое-что подправлю, и, может, нам удастся их обмануть, ...будто это была ты.

Слова дяди Гриши звучали расстрельным залпом в моей душе, раз за разом приводя в исполнение приговор.

Никого больше нет.

Ни папы. Ни мамы… ни даже соседки тети Гали и моей подруги Лиды.

Все мертвы.

Отца расстреляли по пути на работу.

А маму, тетю Галю и Лиду… взорвали только что в доме.

***

Я мало что помню из последующего, что происходило в те сутки, так только - урывками.

Повез куда-то за поселок, и совсем не в сторону города. Куда-то далеко, на заброшенный колхозный склад. И там нас встретило двое незнакомцев: молодые женщина и мужчина.

Оба в белых халатах.

Зал был огромен, но все в полумраке – вдали лишь виднелся странный стол-койка и что-то наподобие штатива для капельницы.

Усадили в кресло (недалеко от стола, на котором и была та лампа, что рождала в этой кромешной тьме хоть какой-то свет).

Вдруг молодой человек подошел ко мне то ли с ручкой, то ли фломастером… и стал что-то чертить на лице. Прямо вот так – как по бумаге, нагло царапая кожу.

Попытки отбить руку, улизнуть – тут же пресек, да и не без помощи дяди Гриши.

- Что… что вы делаете?

- Не бойся. Я дал клятву твоему отцу. И я сделаю все, чтобы тебя спасти. И чтобы никогда, ни одна живая душа не прознала, кто ты… и какие нити к тебе ведут. Только и ты меня не подведи. Без тебя – все будет зря. И их смерти – тоже.

Молчу, ошарашенная. Последние слова с новой силой ужалили в сердце, отчего резко запнулась, забыв как дышать; неосознанно дрожу.

- В общем, - вдруг снова отозвался, вмешался незнакомый мужчина. – Можно немного приподнять веки, ямочки на щеках добавить, нос уменьшить.

- Что? – нервно дернулась я. – Нет, нет! Вы что? Больные?! – резко вырываюсь. - Нет!

- Иначе они тебя найдут! – рычит дядя Гриша, но уже более сдержано. Не психует, не дергается. Вероятнее всего, сыграла самоуверенность: мне некуда бежать. Я в западне.

Слезы в очередной раз (с новой, буйной) силой срываются с глаз.

- Они отняли у меня все! Еще и лицо отберут? А что мне останется? ЧТО?

- Жизнь. Ты сможешь жить. Вика! Постой, Вика! Не убегай!

- Я не хочу! Зачем вы меня увезли! Надо было дать умереть! Уйдите от меня! Уберите руки! – вырываюсь из его хватки.

- Я, конечно, может, сморожу чушь, - внезапно раздался (с дрожью) женский голос. – Но сами посудите, девочка еще совсем юная: лет двенадцать-тринадцать. У нее еще триста раз поменяются черты лица. А сейчас – перекрась ее, смени прическу – и она станет одной из тысячи, так сильно похожих друг на друга, девочек-подростков. И не зачем такие радикальные перемены.

- Но потом она вырастет и станет сильно похожа на своих родителей!

- Это – пройдут года. Все уляжется, к тому времени – ее точно перестанут искать.

- Ну, по сути, правда, - вмешался незнакомый мужчина. – Я уберу только родимые пятна, с лица, да и по телу, если есть что-то примечательное. Плюс Жанна выполнит свою часть работы. Просто, я тоже не хотел бы кромсать молодое лицо – неизвестно, что потом из этого выйдет в дальнейшем. Зачем ее умышленно уродовать?