Наташа Апрелева - Разговоры в постели

Выходит из комнаты. Выходит из квартиры.

Дверь хлопает. Со стола падает книжка, темно-красный томик, Михаил Шишкин, "Урок каллиграфии". "У ка". Я машинально поднимаю и кладу ее обратно, рядом с мобильным телефоном Нокиа и часами Longines, мой подарок на недавнее Алешино двадцатипятилетие. Он Стрелец, знак огня, всегда в центре внимания, самый заметный, самый блестящий, самый. Самый красивый. Просто некоторые вещи это подчеркивают, как форма хирурга или вот дорогие часы. Нужно что-то сказать, что-то сделать, но я не могу физически разжать челюсти, казалось, их свело мощнейшей судорогой, и я падаю, падаю вновь в душную темноту стыда.

Все повторяется.

— Ну как она?

— Нормально все, не беспокойся.

— Вы поговорили? Пытала тебя? Жгла каленым железом? Ну расскажи же мне!

— Давай не будем, пожалуйста. Что это за квартира, странный район какой-то.

— Конечно, странный, фактически — это уже не Москва. Даже не Хуево-Кукуево и не Ново-Ебуново.

— Я так и подумал. Но какая, в сущности, разница!

— Неплохой девиз. Эн дэ.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. А вы?

— Хорошо.

— То есть, все у нас хорошо.

— Конечно. Что вот с Сашей делать, не совсем понятно.

— В смысле?

— Она, кажется, решила тут навеки поселиться.

— Да прям, навеки! Ее и дома не бывает. Носится колбасой. Вчера такая голодная прибежала, булку хлеба буйно съела и заснула на кухонном стуле. Петровна ее на руках уносила. Она по пути проснулась и сказала свое "да ладно".

— Господи.

— Да она ничего, не жаловалась, Петровна.

— Разумеется, не жаловалась. Включит теперь в счет переноску тяжестей.

— Ну, хотите, я типа поговорю с ней? Ну, с Сашей. Скажу, что пора и честь познать.

— Да ладно.

Если ты не спишь ночами какое-то вполне продолжительное время, то рано или поздно ты тихо одеваешься в одежды по сезону и выходишь на улицу. Обычно это происходит уже под утро, шесть часов, темно и никой рассвет еще не брезжит — декабрь, такой месяц. Примерно час остается до открытия какого-нибудь Макдоналдса на Мясницкой, примерно час ты маршируешь по бульварам, большие деревья, скамейки, снег, снег.

В восьмом часу внутри Макдоналдса уже горит свет, я захожу, зал неожиданно наполовину заполнен. За ближайшим к выходу столиком сидит бледная девочка в грубо вязанной шапке и ест гамбургер, не снимая перчаток. Время от времени она выкрикивает, ни к кому конкретно не обращаясь: "Мужчина, покажи свою пипиську!", щурит и без того узкие тесные глаза. На нее стараются не обращать внимания, отводят взгляды, торопливо проходят мимо с коричневыми подносами в замерзших руках.

Клетчатые девочки и мальчики за прилавком громко переговариваются, взывают к девочкиному сознанию, грозят милицией, охраной и психиатрической бригадой. Девочка никак не реагирует, снимает вязаную шапку, черные волосы пытаются рассыпаться по плечам, но нечистые пряди слиплись и висят снуло.

Заказываю отвратительный жидкий кофе, высыпаю в огромный стакан сразу три пакета, пью, обжигаясь. Дверь открывают три мальчика в одежде сдержанных цветов и с аккуратными рюкзачками, за окнами синие сумерки, они едят пирожки с яблоками и картофель, разговаривают о клубах, фейс-контроле, и о том, как одного из мальчиков куда-то не пустили в три часа ночи. Я подхожу к выходу, девочка с черными волосами окрикивает меня: "Женщина!"

Поворачиваюсь уже стоя в дверях — она радостно говорит: "Пусть мужчина покажет пипиську" и смеется, глаза у нее абсолютно трезвые и совершенно не радостные. Моя девчонка узнала бы ее немедленно, свою недавнюю соседку по больничной палате, раскосые глаза, черные волосы, припухшие губы, редкое сейчас имя Вера.

Снаружи очень тихо, уже утро. Маленький человек с деревянной лопатой, бормочет себе под нос что-то, может быть — напевает. А больше на бульваре вообще никого нет, большие деревья, скамейки, снег, снег.

привет, что ли, я тебе не надоела, разумеется, на такой вопрос воспитанный человек не ответит "да", я спрашиваю просто так, потому что плюхнулась тебе на колени, на крутящийся стул, перед синим монитором с победной радугой виндоуз, чтобы дыхание в затылок, а руки на груди, да, вот так, просто какое-то чудесное чудо, твои руки на моей груди, даже через слои одежд, я закусываю губу, чтоб тихо, и шепчу сдавленно, офигеть, просто офигеть, ты только дышишь мне в затылок, а я уже кончаю, потом я с сожалением отрываю твою левую руку и засовываю пальцы себе в рот, теперь уже точно, молочные реки, кисельные берега, почему же так происходит, дорогая редакция, объясните, пожалуйста.

Регина сказала вчера, что видела магазин женского белья БРЕТЕЛЬ, а я ей сказала, что весь хожу в трусах и в майке на именно бретелях, она разумеется, ответила, что ей пофигу, у меня сегодня кучакучакуча работы, и все это ерунда про сублимацию, никуда сексуальная энергия не девается, кроме как, давай сначала, руки, ремень, штаны, нет, крутящийся стул ранее, я тут вспомнила смешной случай, рассказать, обязательно, сожмимнеголовуруками плотно с обеих сторон, ага, где уши, мне это нравится, один раз мы жрали с товарищем в кафе и у меня была цветная капуста с грибным соусом, я сказала, что этот соус похож на сперму, он заинтересованно полез в мою тарелку, ну и как, спросила я, похож же, откуда я знаю, обиделся он, за неимением альтернативы облизала свой палец, не то, не то, целуешь меня?

РАССМАТРИВАЯ ДЕВОЧЕК.

и решаю непременно начать курить после шестидесяти, здоровью уже будет все равно, а выглядит очень стильно, хочу так.

В маршрутке напротив меня весело и слегка нелепо болтают три зрелые женщины, по виду — профессиональные бухгалтеры, едут с какого-то корпоративного дня рождения, завитые волосы растрепаны, яркие рты заново накрашены, пахнет хорошим вином и безотносительно сезона апельсинами. Две задорно передают друг другу несложный мобильный телефон, старинную Нокию в чехле:

— Давай ещё СергейСанычу напишем!

— И Гошке!

— Тогда уж и Юрию Петровичу тоже!

— Девочки, девочки, — любовно урезонивает их третья, достает из маленькой сумки черную пудреницу Ланком, пристрастно рассматривает чуть набрякшие веки, кончиком пальца трогает ресницы, на месте ли. На месте.

В вестибюле сыновой школы одна из встречающих матерей смешно морщит загорелый лоб и показывает глянцевые фотографии маленькой девочки в ползунках:

— Она на всех похожа… Сегодня — на меня, завтра — на Сашку, а прошлую неделю была — ну копия его мать. Вообразите! Весь день таскать на руках собственную свекровь! Я так и сказала: ты мне это, Софья, брось!..

Ее щеки ровно румяны, волосы отросли у корней на пол-ладони и голова такая полосатая, русо-желтая, она встречает свою старшую девочку и обнимает ее вместе с ранцем. Старшая девочка хорошенькая, и форменное платье у нее хорошенькое, и стильная шляпка капором, как у какой-то благополучной Герды.