Эмма Марс - Спальня, в которой мы вместе

Дэвид не только не обогатится и не приобретет миллиарды, но еще и потеряет свою должность, ради которой он столько трудился и интриговал в молодости. После тридцати лет успеха маленький сирота из Динара потеряет все одним махом.

– Но есть кое-что похуже, – добавил Франсуа, который сдерживал свое ликование из уважения ко мне.

– Что может быть хуже, чем потерять предприятие отца?

– У тебя была возможность убедиться, что Дэвид жил на широкую ногу. Даже на слишком широкую, если хочешь знать мое мнение.

Конечно, Дэвид жил в неслыханной, вызывающей роскоши. Но я никогда не задумывалась о происхождении денежных средств, которые позволяли ему окружать себя столь комфортными условиями. Я всегда знала Дэвида богатым, и мне казалось естественным, что деньги у него текли рекой, не иссякая.

– Его персональные инвестиции не всегда были слишком разумны. Он погряз в долгах. Особняк Дюшенуа, например, закладывался по меньшей мере два или три раза, чтобы покрыть проценты, которые Дэвид был должен.

– Разве можно заложить недвижимость несколько раз? – удивилась Соня.

– Пока ты сидишь на солидной финансовой подушке и банки имеют доверие к тебе… Да, это возможно.

– Сейчас, когда акции Барле ничего не стоят, банки испугались, да? – размышляла я.

– Именно так. И все его кредиторы толкаются у дверей, чтобы вернуть свои деньги. Немедленно. И все одновременно.

– Сколько он должен в итоге?

– По-моему, долг исчисляется суммой в десятки миллионов, – угрюмо заявил Маршадо.

Говорят, в долг дают только богатым. И еще вчера Дэвид казался таким состоятельным, что ему одалживали, не беспокоясь о его платежеспособности. А сейчас его единственное отличие от сотен несчастных жертв нечистоплотных кредитных организаций – в размере задолженных сумм.

Тогда Франсуа развернул газету, пролистал ее со знающим видом, затем резко остановился на странице с объявлениями. Он указал обвиняющим перстом на объявление в газете:

– Гляди… Он вынужден продать все.

Коллекция ДЭВИДА БАРЛЕ

Старинная мебель, предметы декора и картины мастеров. Продажа с аукциона на торгах.

Друо Ришелье, зал 12. Вторник 3 августа 2010, 15 ч 30 мин.

Подробные описания и фотографии www.drouot.com

Публичная экспозиция: суббота 30 июля 2010 с 11 ч до 18 ч

понедельник 2 августа с 11 ч до 18 ч

– 30 июля… Это сегодня, – прошептала я.

Никто не отреагировал на мои слова. Пойти к Друо в такой ситуации было, без сомнения, худшей из идей.

– Черт, – посетовала Соня, – это судебная полиция заставляет его продавать все?

– Еще нет. Он торопится, и не без основания, надеясь избежать того, чтобы его вынудили к этому административным постановлением, иначе все имущество распродадут на торгах по бросовым ценам. А так Дэвид по меньшей мере может надеяться получить за все честную цену… Даже если это будет лишь каплей в море его долгов.

Я не хотела такого! И даже сердилась на Луи за то, что он использовал улики, которые я ему предоставила – типа русского видео, – для того, чтобы раздавить своего брата кончиком трости, словно насекомое.

– Короче говоря… Он разорен?

– Хуже, – резюмировал Франсуа, – с ним покончено. Два моих друга, владельцы журналов, сообщили, что Дэвид предложил им свои услуги в качестве «элитного хроникера». Стоит ли говорить тебе о том, что это только рассмешило их. Никто отныне больше не подаст ему руку. Ни в этой среде, ни в какой другой.

Провал Дэвида вовсе не произвел на нас такого же веселящего эффекта, как на владельцев прессы, и каждый хранил сокрушенное молчание. Даже Маршадо, который должен был бы радоваться этому, казалось, ощущал горький вкус своего возмездия.

– Но если Дэвид должен съехать из особняка Дюшенуа, – спросила я, – где он станет жить?

– Поскольку квартира на проспекте Мандель по-прежнему принадлежит управляющей компании недвижимости, владельцем которой является он и Луи…

Управляющая компания недвижимости Тур де Дам: я вспомнила об этой компании, тремя акционерами которой были Аврора, Дэвид и Луи.

– …он спросил своего брата, не возражает ли тот, если он там поселится… Пока никто еще не наложил лапу на эту часть его имущества.

– Значит, они все-таки встретились? – воскликнула я, будучи вне себя от удивления.

– Нет, насколько я знаю, переговоры вели их адвокаты.

Следовательно, Боффор и Зерки. Учитывая их взаимоотношения, я представляла, насколько напряженным должен был быть диалог между двумя коллегами в мантиях.

– И что же ответил Луи?

– Он еще не вынес своего решения.

– Откуда ты все это знаешь? – поинтересовалась Соня.

– Через «Медиаттак». Они попросили меня осветить эту тему.

Выслушивая подробности падения моего бывшего, меня охватило желание защитить его. Если я считала справедливым тот факт, что Дэвид заплатил за свои ошибки, я не могла принять того, что все ополчились против него. Я хотела, чтобы он был наказан, а не унижен.

Вот и я начала занимать ту же позицию, что и Аврора…

– Вы… Вы собираетесь осветить по просьбе «Медиаттака» наши открытия, касающиеся семьи Лебурде?

– Не знаю, – искренне ответил он, – я еще сомневаюсь.

– Не делайте этого… Я вас прошу, Франсуа: не рассказывайте им.

Они с Соней обменялись подозрительными взглядами.

– Почему я должен воздержаться от этого? – спросил Маршадо.

– Потому что если вы вынесете на всеобщий суд эту историю, Дэвид станет не единственной жертвой. Это коснется всех так или иначе: Луи, Авроры… и даже меня. Вы разрушите всю семью.

– Но не вас, – возразил он.

– Напротив… Для ваших коллег я стану двойником, копией той, кого братья передавали друг другу, словно мячик. Копией идиотской игрушки.

Моя подруга задумчиво согласилась с этим.

Пока слушание по обжалованию приговора по делу галереи Соважа не было назначено, на мои свидания с мужем был по-прежнему наложен запрет Зерки. Для меня это стало почти облегчением, настолько меня напрягало беспощадное поведение Луи по отношению к Дэвиду.

Потому наши ласки проходили в тишине.

Тем не менее этим вечером я не появилась на свидании в двадцать два часа. Слишком много было на моей совести, чтобы отдаться наслаждению.

Вместо этого я наблюдала за Луи с экрана своего компьютера. Знал ли он, что его снимают на видео во время близости в комнате номер два? Я так не думала. Мне хотелось бы верить, что Исиам держал язык за зубами.

Поначалу Луи проявлял нервное беспокойство, пройдя сотню шагов в ограниченном пространстве номера под холодным светом ламп. Затем, поскольку я до сих пор не появилась, он погасил свет и разлегся на кровати, вскоре погрузившись в сон. К полуночи пронзительный гудок автомобиля на улице Пигаль вырвал его из дремоты. Он зажег ночник, чтобы посмотреть, который час, и, к моему великому удивлению, предпочел еще остаться там. Почему Луи не позвонил мне, чтобы спросить, отчего я опаздываю? На его месте я бы уже доставала его телефонными звонками и строгими отчитываниями. Он не сделал ничего подобного. Луи полностью разделся и, видимо, вызывая в памяти наши недавние алфавитные игры, принялся медленно мастурбировать. Он высвободил головку члена, затем увлажнил ее двумя пальцами, предварительно смочив их слюной. Наконец начал ласкать себя методичными круговыми движениями от уздечки до основания и снова, до тех пор, пока его член не содрогнулся несколькими сладостными спазмами.