Сладострастный монах

Я не ожидал такой убедительной аргументации от девушки, которую полагал всего лишь источником наслаждения, и вынужден был признать ее полную правоту.

Мужчина не рожден для длительного удовольствия. Получив все, о чем только мог мечтать, я стал неспокойным и раздражительным. В честолюбии я мог сравниться с Александром Македонским. Мне хотелось совокупиться с целым миром, а когда эта цель была бы достигнута, я стал бы искать новых миров, дабы завоевать новые п…ды.

В течение полугода я оставался победителем в наших любовных схватках, но потом я начал е…ться с тою же скукой и апатией, с какой прежде мастурбировал. Вскоре я почувствовал себя с этими шестью монашками так, как чувствует себя муж со своею женой. Умственная усталость сказалась на физических возможностях и умерила желание. Это ни от кого не укрылось, и сестры корили меня за леность, но я лишь отшучивался от их игривых упреков. Посещения купальни стали все более редкими. Отец приор настропалил сестер, дабы они вдохнули в меня жизнь, и они не жалели сил во исполнение этого поручения.

Они прибегли не только к естественным чарам, но также к усовершенствованиям, о коих может лишь мечтать похотливый ум. Собираясь в круг, они демонстрировали мне самые развратные позы. Подчас одна из них, будто бы отдыхая на диване, невзначай приоткрывала грудь и дозволяла узреть алебастровые ляжки и самую соблазнительную на свете п…ду. Другая, принимая положение полной готовности к битве, знаками и непристойными движениями показывала мне, что ее испепеляет желание. Иные приподнимали юбки и мастурбировали, некоторые раскрывали щель так широко, что я мог заглянуть в самые недра, а одна дошла до того, что заставила меня лечь на пол между двух стульев, на которые возлегла сама, так что ее п…да оказалась прямо над моим лицом, и принялась орудовать дильдо. Мадлона, раздевшись догола, неистово совокуплялась с монахом, на котором было не больше одежды, чем на ней, и это происходило под моим боком, так что я мог без труда наблюдать за вхождением кропила в кропильницу.

Иногда они снимали с меня всю одежду и клали меня на скамью. Одна сестра садилась верхом ко мне на грудь, щекоча мои уста нижними волосами, вторая — седлала живот, а третья устраивалась на бедрах и пыталась ввести мой член в свою щель. Еще две стояли по бокам, чтобы у меня в каждой руке было по п…де, а шестая, обладательница самой очаровательной груди, трясла над моим лбом сладкими сиськами. Все они истекали истомою, так что мои ладони, ноги, живот, грудь, член и лицо оказывались мокры. Я тонул в их выделениях, но отказывался смешать свой нектар с их соком. Подобные попытки, впрочем, как все остальные, оказывались напрасными. Мало-помалу ко мне стали относиться как к существу потерянному.

В таком состоянии я повстречал однажды во время одинокой прогулки в монастырском саду отца Симеона, мудрого и весьма ученого монаха, дожившего до седин в непрерывных трудах любви и обжорстве. Он подошел ко мне и дружески обнял меня.

— Сын мой, — сказал он, — вижу, что ты в глубокой печали, но не позволяй себе отчаиваться. За свою долгую жизнь я не однажды находил способы оживить страсть к наслаждению и чувственный пыл, который является отличительной чертой всякого доброго монаха. Сейчас ты переживаешь не лучшие дни, это ясно каждому. От столь жестокого недомогания требуется сильное лекарство. Наши возможности, к сожалению, ограничены от природы, хотя, надо признать, мы, монахи, являемся ее баловнями. Но излишняя растрата сил даже у монаха вызывает те же последствия, что у обыкновенного смертного. Именно неумеренное расходование своих возможностей стало причиной твоего расслабления и некоторого отвращения к занятиям любовью. Теперь, дабы восстановить растраченное, тебе требуется сочная пища, и тут мне не приходит на ум ничего лучше, чем набожная женщина.

Я не сумел скрыть удивление.

— Я говорю вполне серьезно, — продолжал отец Симеон, — и это вовсе не парадокс. Ты еще молод и не знаешь, что такое набожная женщина, а мне это хорошо известно. Видишь ли, в них неистощимый источник, от которого можно зажечь угасшее пламя. Они способны возбудить пыл даже в самом пресыщенном мужчине. Я познал это на собственном опыте. Уверяю тебя, мне пришлось более чем однажды иметь с ними дело.

Я взглянул на него с недоверием, ибо он считался старой развалиной с ледяной водой вместо крови в жилах. Отец Симеон еле двигался, яички его были пусты, а член превратился в ничто. Таково было всеобщее мнение. Со времен послушничества он славился неукоснительным исполнением целибата.

— Да, сын мой, — продолжал он, — ты пребываешь в том счастливом возрасте, когда можно неограниченно наслаждаться радостями жизни. Не пренебрегай этим. В твои годы я не упускал возможности, а сейчас мне больше пристало размышлять о вещах поважнее, например, о вечной жизни. Тем не менее, я не могу отказать в совете тем, кто в нем испытывает нужду. Повторяю: единственным средством от апатии является набожная женщина, а чтобы заполучить ее, надобно добиться разрешения принимать исповедь. Я позабочусь об этом.

Я поблагодарил его за совет и за предложение помочь мне стать отцом-исповедником, хотя сомнения не оставляли меня.

— Это еще не все, — продолжал он. — Прежде чем ты приступишь к новому поприщу, тебе нужен некто, кто поможет тебе сделать первые шаги. Я буду счастлив сыграть эту роль. Наша беседа еще не кончена, однако сядем на скамью, где нам будет гораздо удобнее продолжать разговор.

Мы сели, и святой отец, откашлявшись, произнес следующее:

— Ты, вероятно, не знаешь, что сие счастливое таинство, известное под названием исповеди, восходит к нашим предшественникам, первым монахам, и священнослужителям раннего христианства. Это — самая драгоценная часть их наследия. Я всегда испытывал величайшее восхищение их гением. Когда-то священники не знали жизненных удобств, а в животе у монахов частенько не водилось ни крошки, поскольку они целиком и полностью зависели от скудной благотворительности. С изобретением исповеди все изменилось в лучшую сторону. Богатство дождем посыпалось на нашу голову, и теперь мы довольны и счастливы.

Скоро ты познаешь преимущества исповедника. Люди станут благословлять тебя, а женщины — обожать. Для них сам Господь, чьей милости они просят при твоем посредничестве, меньшее божество, нежели ты. Первый совет — не совестись брать от престарелых дам и вдовушек, этих фанатичек, которые приходят на исповедь не столько для того, чтобы примириться с Богом, сколько — поглядеть на красивого молоденького священника.

Будь милостив к юным девушкам, ибо их пожертвования редко бывают более чем символические. Но они могут предложить дар гораздо драгоценнее, а именно свою девственность. Чтобы похитить эту восхитительную драгоценность, требуется умение. Сосредоточь все свои помыслы на молодых набожных девушках, ибо лишь они способны исцелить тебя. Несмотря на вполне объяснимое стремление излечиться, следи за каждым своим шагом. Не выражай своих желаний открыто. Любая женщина прекрасно уловит даже намек. Она сердцем почувствует то, что не следует произносить вслух. В случае с молоденькой девушкой, хотя завоевать ее много труднее, победа окажется гораздо слаще.