Ларисса Йон - Хокин [ЛП]

Погодите… Он набирал силу из залпа. Можно ли иссушить его?

— Хокин! — закричала она. — Туда! — Она нырнула под кухонный столик, который вряд ли спрячет её от демона, но хоть станет небольшим прикрытием.

Повернувшись, Хокин кинулся к ней, приблизив демона. Когда Мэддокс, наконец, отказался от попыток использовать силы на демоне, вновь взялся за косу, и с Хокином заманили к Авроре демона.

Молясь, чтобы всё сработало, Аврора схватила демона за ногу и потянула из него негативную энергию. Никогда прежде она не забирала силу у демона, и от маслянистой нити тока её затошнило. Эта энергия пищала от гнева и пыталась вырваться из хватки Авроры, но та держала её обеими руками, скача на ней, словно на быке, который пинал её по кухне и отбивался от Хокина и Мэддокса.

Аврора ударялась об стены, мебель и даже о Хокина, но не отпускала. Теперь демон замедлялся, становился вялым, и каждый удар ангела приносил больше вреда.

— Получается! — крикнул Хокин. — Он замедляется! Аврора, отпускай!

С удовольствием. Она отпустила и откатилась к стене, едва избежав последнего удара демона, после которого тот рухнул, скрежеща зубами.

Хокин бросился вперёд, занеся меч, затем опустил его по угрожающей дуге, отсекая голову от тела. После чего оказался рядом и обнял Аврору.

— Аврора, дорогая? Ты в порядке?

— Да, — заверила она его. — Просто некоторое время будет плохо. — Она посмотрела на Мэддокса, который пинал тело, просто, чтобы удостовериться, что тот сдох. — Что это было? И почему напало на меня?

— Дрейгер.

У неё свело живот, а тело сотрясла дрожь.

— Ч-ч-что?

— Я рядом, — бормотал Хокин, крепче её обнимая. — Он тебе не навредит.

Она это понимала. Пока Хокин её обнимал, потихоньку, она перестала дрожать и почувствовала себя в безопасности.

— Как… Как это могло быть Дрейгером?

Хокин гладил её по волосам, и эта ласка была такой нежной, что Авроре захотелось плакать. Этот огромный воин будет выглядеть таким прекрасным с младенцем на руках.

— Когда я пришёл к нему, — тихо ответил Хокин, — Дрейгер был уже мёртв. Кто-то убил его перед моим приходом, и тогда я понял, что он был бладголем. Он завладел тем человеком и использовал его в качестве средства мести тебе. — Он покачал головой. — Самоубийственная миссия. Когда бладголемы заражают кого-то так скоро, сжигают носителя. Этот просто надеялся, что сможет питаться тобой.

Аврора судорожно выдохнула, благодаря Хокина и Мэддокса, что так скоро пришли.

— Кто его убил? Ну, настоящего Дрейгера?

— Одна из его жертв. Захотела отомстить.

— Кто-то ещё от него сбегал?

— Долгая история, — с улыбкой ответил Хокин. — Потом расскажу.

— Когда потом?

— После тщательного осмотра в ЦБП.

Склонив голову, она поцеловала Хокина.

— А после этого?

— А после, я сам тебя тщательно осмотрю.

— Эй. — Мэддокс тряхнул головой. — Не знаю, что здесь происходит, но Хок, ты же знаешь правила о праймори и Мемитимах?

— Да по фиг, — отмахнулся он.

— А я, кстати, Мэддокс. По идее, ты не должна обо мне знать, но, судя по всему и, по словам Хокина, правила — всего лишь черновой проект. — Он взглядом передал Хокину, что им предстоит разговор. — И сейчас, я ухожу.

В мгновение ока он исчез, но на его месте появился ослепительный белый свет, льющийся в её дом и напоминающий инопланетный корабль из кино.

— Хокин?

Он стоял с каменным выражением лица, и по Авроре прокатилась волна беспокойства. Неужели они и пяти минут не могут прожить без проблем?

— Мне надо идти. — Он встал вместе с ней, а затем аккуратно усадил. — Но я вернусь.

Она почему-то не успокоилась.

— Идти куда?

— На Небеса. — Он смотрел на свет, но сложно было сказать, о чём он думал. — Совет Мемитимов хочет меня видеть.

Нет. О, нет.

— Я не хочу, чтобы ты уходил. — Она в отчаянии схватила его за предплечье, будто могла удержать на месте вечно. — У меня плохое предчувствие…

Тряхнув головой, он обнял её лицо ладонями и посмотрел прямо в глаза.

— Это своего рода безвариантная ситуация. Убежать от света мы не можем. Я вернусь. Но слушай меня, если я по неизвестным причинам не вернусь, о тебе позаботиться Мэддокс.

— Ты сказал, что вернёшься!

— Таков план. Не могу придумать, почему не вернусь. Но Совет творчески подходит к наказаниям, так что посмотрим, что будет. И знай, Аврора, ты не без причины стала праймори. — Он улыбнулся и продолжил с гордостью в голосе: — Ребёнок, которого ты носишь, особенный. Я это чувствую. Несмотря ни на что, мир станет лучше благодаря нам. Благодаря тебе. Все получится, как надо.

Аврора хотела верить Хокину и могла сказать, что он тоже хотел в это верить. Но когда поцеловал её на прощание, проснулось слишком много сомнений. И когда он вошёл в свет, она очень боялась, что видела его в последний раз.

Хокин с тяжёлым сердцем вышел из света в пустое пространство. Буквально пустое. Там не было ничего кроме белой пустоты. И его матери, одетой в белое. Хорошо, что у неё алые крылья. Хоть какое-то пятно цвета.

— Здравствуй, сын мой.

Она, в самом деле, решила сейчас разыграть семейную карту? Ладненько, он подыграет.

— Привет, мама. Значит, ты вытянула короткую соломинку?

— Короткую соломинку? Это что-то из человеческого мира?

И после этого Хок понял, почему до недавнего времени Мемитимы воспитывались людьми. Ангелы, которые редко покидали роскошь Небес, не понимали людей.

— Да, — ответил он, осматриваясь и удивляясь пустоте. — Полагаю, не здесь проходит вознесение? Значит, меня привели наказать, и ты вынесешь приговор.

— Это самое сложное, — тихо ответила она, после чего Хок вздрогнул. Что, если у него не получиться вернуться к Авроре? Что, если ей одной придётся воспитывать ребёнка полу-ангела? И как бы ему ни нравился Мэддокс, парень не самый ответственный ангел во Вселенной.

— Расскажи, Хокин, какие правила ты нарушил?

Он фыркнул. Смысла лгать не было, так что он выложил всё, как на духу:

— Вероятно, все. И я здесь, чтобы лишиться статуса Мемитима. Можем мы скорее со всем закончить? Я тороплюсь.

— Да, — задумчиво протянула мать. — К матери своего ребёнка. Как мило.

— Говорит та, что выбросила меня, как мусор.

Да, обида ещё была, и, вероятно, это глупо, учитывая, сколько прошло веков. Но теперь, когда у него самого будет ребёнок, он не мог понять, как намеренно и сознательно, отдать ребёнка в суровые условия. Он защитит своё дитя — и его мать — ценой жизни. Столетия гнева укрепили эту мысль, и злоба за то, что его бросили, поднялась на поверхность, как ил в озере после шторма.

— Знаешь, — продолжил он, потому что, раз уж, чёрт возьми, он потеряет ангельский статус, так пусть Совет узнает про всю херню. — Мемитимы заслуживают лучшего, а не то дерьмо, которое пришлось вытерпеть за века, начиная со дня, когда родились и были брошены в худшие условия, которые только можно представить. И мы страдаем ради того, чтобы в один день нас вытащили и впихнули на роли пешки в игру, которую мы не понимаем.