Мария Мекельская - Тайны Лиардреда. Часть 1. Цена счастья

Внешне всегда сдержанная моя натура не остановила Алекса. Он молниеносно разгадал мою истинную суть, которая была тайной для меня самой, и умело и без проблем разбудил во мне такую чувственность, о которой я сама не подозревала. Прошлой ночью ему понадобилось не так уж много времени, чтобы изучить меня абсолютно всю и теперь он точно и безошибочно знал каким местам моего тела надо уделить больше внимания и какие его действия вызывают у меня наиболее бурную реакцию и доставляют мне особенное наслаждение. Он читал по мне, как по открытой книге и знал, как доставить меня на вершину блаженства за считанные минуты и что делать, чтобы продлить эти минуты подольше. От меня он требовал полной искренней отдачи, реакции на все его действия, и я подчинялась ему, откликалась, тянулась, выгибаясь под его руками, отзывалась на каждое прикосновение, вторила его движениям и подчинялась его ритму с громадным удовольствием и полностью, отдаваясь ему целиком. И как же это было восхитительно!

По сути, я была игрушкой в его руках, он использовал меня, исполняя свои желания и прихоти, но никогда и ничего не делал такого, что могло бы не понравиться или навредить мне и его желания ненавязчиво и сразу становились моими. С ним я была на вершине счастья, как бы пафосно это не звучало, это вполне отражало истинную суть наших отношений.

Но, то, чего я так боялась, мысли о чём гнала прочь от себя, всё-таки настало.

– Во сколько у тебя самолёт?

– В три…

– Я не смогу проводить.

Комок, вдруг образовавшийся в горле, мешал говорить, да и слов не было.

Алекс ушёл на рассвете. Оделся, стараясь не шуметь, наверное, боясь разбудить, и, легонько поцеловав меня в висок. Я не спала. Сквозь прикрытые ресницы смотрела, как он одевается, пытаясь запечатлеть в памяти каждое его движение, каждую черточку его лица, изгиб его тела. Он ушёл, дверь тихонько закрылась. Я, всхлипнув, уткнулась лицом в подушку, ещё хранящую, его тепло и разрыдалась. В холодной предрассветной темноте я думала, что сойду с ума.

Зачем он появился в моей жизни, тихой, тусклой, однообразной, но с которой я уже как-то смерилась и к которой привыкла. Он ворвался в неё, взбудоражил, расшевелил меня, мою душу, вызвал вихрь таких чувств и эмоций и ушёл.

Я сама виновата, зачем было так близко к сердцу принимать это случайное приключения, которое, я ведь знала это с самого начала, не буде иметь продолжение. Но по-другому с этим мужчиной не могло быть, он, в общем-то, абсолютно не интересуясь моим мнением, покорил меня, особо не напрягаясь, как бы мимоходом подчинил своей воле. Он полностью завладел моим телом и моей душой, и моим сердцем, а я доверилась ему, отдалась ему вся без остатка.

Мужчина, реальное воплощение моей мечты, ставший почти сразу для меня таким близким и почти родным, каждая минута знакомства с которым были сказкой наяву. Теперь я точно знаю, что чувствуешь, когда сердце болит. И всё было ещё ужаснее от мысли о том, как несправедлива моя судьба или не знаю, что… жизнь? Ведь всё может быть по-другому, точно может! Но нет… Он ушёл.

Ещё накануне Алекс сказал мне, что этот шикарный номер снят до вечера дня моего отъезда, и я могу пользоваться им. Но оставаться здесь, где всё напоминало о моём закончившемся, таком кратковременном счастье, я не хотела, и нарыдавшись до бессилия, я вернулась в свою скромную комнату.

***

Такси шустро бежало по направлению к аэропорту Пулково, неумолимо сокращая расстояние между мной и моей жизнью, той в которой остался Алекс. Я не представляла, как теперь буду жить дальше. Жить я, наверное, не смогу, смогу только существовать. Воспоминания о наших отношениях, которые должны были бы хоть чуть-чуть заглушить мою боль, действовали наоборот. Мне было так плохо, что было трудно дышать и приходилось заставлять себя делать вдохи, а ещё хотелось кричать от отчаянья и невозможности что-либо изменить.

Таксист пытался разговаривать со мной, но я не реагировала и не отвечала, погруженная в свои печальные мысли. В аэропорту он вытащил мой чемодан из багажника машины и пожелал мне приятного полёта, я горько усмехнулась ему в ответ.

Я быстро прошла регистрацию, потом наступило тягостное ожидание посадки, и, наконец, мы взлетаем. И вдруг я подумала, что у меня не осталось даже фотографии Алекса, ни номера телефона, вообще ничего, кроме того дорогущего вечернего наряда с нашего первого свидания в шикарном ресторане. Остались только воспоминания и холодная пустота одиночества.

В Москве до самолёта во Владивосток у меня было почти два часа. Я пыталась представить себе, чем в это время, пока я, тихонько оплакивая свою судьбу, мог бы заниматься Алекс. И вдруг осознала, что совсем ничего не знаю о нём. За эти дни мы много разговаривали, но как-то получалось, что в основном только обо мне. Алекс интересовался, расспрашивал, внимательно слушал, но всё обо мне. Я не знала ничего, даже сколько ему лет. Мне казалось он старше меня лет на семь – восемь. О нём я знала лишь то, что он иностранец, превосходно говоривший по-русски, и что он, по-видимому, очень богат, о чём можно было судить по его неброским, но дорогим вещам, привычки выбирать лучшее, не в чём себе не отказывать, и позволять себе всё, что угодно, не задумываясь, расплачиваться, не глядя на счета. И больше абсолютно ничего.

Поток этих моих мыслей прервала другая. Я вдруг, не просто представила, а физически ощутила, что нас будет разделять расстояние почти в десять тысяч километров, а если Алекс, будучи иностранцем, уедет дальше на запад, то ещё больше. И это расстояние представилось мне огромной, просто гигантской пропастью, стирающей все шансы когда-либо встретиться вновь.

Я и так пыталась из всех сил сдерживать слёзы, не желая разрыдаться на глазах нескольких сотен человек. От новой волны отчаянья меня спасло объявление о начале посадки.

Рейсы Владивосток – Москва и обратно выполняются большими самолётами, вмещающими почти триста человек, и они всегда полны, и сейчас толпа людей поднималась со своих кресел в зале ожидания и выстраивалась в очередь к телетрапу. Я встала не сразу, спешить некуда. И тем не менее, когда в самолёте я заняла своё место, салон был ещё далеко не заполнен. Зарегистрировалась я заранее, через онлайн бронирование. Полностью поглощенная Алексом, я напрочь забыло о необходимости сделать это. Алекс напомнил. Мы сделали это вместе. Место я выбирала ещё при покупке билета и выбрала тогда тринадцатый ряд. Для меня тринадцать – это хорошее число. Тринадцатого мне обычно везёт, вопреки суевериям.

Сейчас, заняв своё место у иллюминатора, я вспоминала об этом, наблюдая как, напротив, с другой стороны прохода в средний ряд из четырёх кресел рассаживаются люди. Пассажиры всё заходили, двигались по проходам, останавливались у своих мест, начинали распихивать свою «ручную кладь», размерами, иногда, больше моего чемодана, сданного в багаж, ругались, что кто-то раньше них успел занять ценное багажное место, задерживали остальных, которые нетерпеливо подгоняли неудачника. Стюардессы носились по салону в поисках свободных багажных полок, с треском захлопывая уже заполненные. В общем, в самолёте царила обычная предвзлётная суета, которая в другой раз, как всегда, возможно и повеселила бы меня, но сейчас мне было всё равно, и я лишь слегка удивилась, что место у прохода, рядом со мной до сих пор не занято. Меня, честно говоря, даже не интересовало, кто будет моим соседом. Я отвернулась и уставилась в иллюминатор.