Диана Билык - Вопреки, или Ты меня не купишь

– Ты выбрала, куда мы поедем? – голос мужа звенел сталью.

Я немного повернулась и уставилась на затемненную перегородку между салоном и водителем, сомкнула ладони на коленях, чтобы унять жжение. Говорить не было желания, шевелиться тоже, но, если честно, и назад, домой, не хотелось – в фальшивую, ненастоящую жизнь, в которой не осталось никого, кто бы меня понял и защитил.

– Не знаешь? – муж потянулся ко мне, я увидела движение боковым зрением и от неожиданности выпрямила спину по струнке. Я не собиралась противиться, оно само получилось. В кармане Волгина вдруг тиликнул телефон. Он отстранился, а я облегченно опустила плечи и обернула себя руками. Ладони запекли с новой силой, я едва сдержалась, чтобы не завыть от боли.

– Привет, – ответил на звонок муж. Помолчал немного, глянул на мои губы и промямлил: – Да, уже.

Без утайки рассматривая меня и слушая собеседника на другом конце линии, он нагонял на меня животный ужас вперемешку со жгучим любопытством.

– Через неделю, – он говорил мрачно и сдержано. – Да. Я помню, конечно, – бросил небрежно, неожиданно разорвав наши взгляды и отвернувшись в окно. Я смогла рассмотреть его ровно выстриженный затылок и сильные, большие плечи, которые с трудом смогу обнять. – Еще видео мастер-класс пришли, – грубо и резко отчеканил Ренат. Кулак, что лежал на его бедре, сильно сжался. – Позже созвонимся, я сейчас не могу говорить.

У него что-то спросили, повисла пауза, и Ренат вдруг повернулся в мою сторону, обжег ледяным прищуром.

– Да, – ответил в трубку. Строгих губ коснулась кривая усмешка. Надо мной смеется? Обо мне речь? – Спасибо.

Муж отключил связь и переспросил меня тоном, способным заморозить воду:

– Ты выбрала, куда мы поедем?

Я мягко и осторожно улыбнулась, а потом с шепотом выдохнула:

– В Париж.

Есения

В частном самолете за двести миллионов зелененьких была отдельная для нас с мужем комната. Шикарная, по последней моде, с шелком и натуральной кожей в дизайне, с ободками из позолоты, с деревянными идеально отшлифованными панелями из красного дерева.

Я переоделась в удобный пуловер ручной вязки из светло-голубой нитки и темные трикотажные брюки с низкой резинкой. Выдохнула тихо, стараясь не привлекать к себе внимание, зябко потерла плечи. Даже через плотно закрытую дверь чувствовала чужое присутствие и хотелось спрятаться, смотаться, но парашюта у меня нет, а внизу ждет разве что холодный ночной асфальт.

Радовало только, что завтра мои ноги будут гулять по осеннему Парижу. Это и счастье без границ, и лекарство от любых печалей, и любовь с первого взгляда.

Любовь, которую мне не обещал муж.

Волосы оставила распущенными, не стала заплетать, как обычно делаю дома. Ренат еще подумает, что я из села сбежала. Да какая разница, что он подумает! Будто я понравится ему пытаюсь. Еще чего.

Преодолевая неприятную жгучую боль в руках, заплела тугую косу, перекинула ее за спину.

Вот, так лучше.

Сцепив зубы, хорошо вымыла руки с мылом, это должно помочь на первое время от колючек хмеля, еще бы успокаивающую мазь, но аптечки в уборной я не нашла, а спрашивать мужа об этом не хочу. Скажет, что пустяковые царапины, а я жалуюсь, как плакса. С колледжа не люблю, когда надо мной насмехаются, и сейчас повода не дам. Да и все еще боюсь с мужем лишний раз сталкиваться, стараюсь молчать и не смотреть в его льдистые глаза.

Выбравшись из ванны, стала искать майку среди вещей и белья. Хотела разрезать ее на полоски, чтобы обмотать обожженные ладони. Выдержать боль не получалось без сдавленных стонов, нужно хоть как-то себе помочь, притушить зуд. Ренат ведь видел, что я поранилась, и ничего не сделал.

Муж вышел, сказав, что вернется через десять минут, но пропал на полчаса. Опаздывать – его привычка?

Я была предоставлена сама себе, получилось выровнять дыхание, успокоиться и даже не трястись от страха перед неизбежным, хотя колени все еще сталкивались от слабости и нового томления где-то ниже пупка. Теперь бы еще приготовиться к самому страшному – первой брачной ночи. Но сейчас же, в небе, муж не будет меня трогать… Да?

Мои вещи с утра были упакованы, и я очень удивилась, когда на дне чемодана нашла свою коллекцию сувениров и ежедневник на замочке. Я их точно туда не ложила. Мама? Папа? Кто позаботился об этом?

Небольшая пластиковая шкатулка, размером с коробку конфет, была обклеена синей атласной тканью, на верхней крышке я нарисовала цветы и узоры акриловыми красками, обмотала торцы ручными кружевами и вышила их бисером. Смотрелось винтажно, по-детски и дешево, но я любила эту часть своей жизни. Скрытую от СМИ, богатых друзей семьи и даже близких родственников. Типа двоюродного братца Льва, который в восемнадцать понял, что он шикарный кобель и решил осеменить пол страны. К третьему десятку брат получил по почте фото более трех десятков детей. Это умиляло и удивляло, особенно если считать, что все полученные конверты Лев выбрасывал в мусорку, не читая, и вычеркивал всех, кто смел заикнуться о беременности от него. Но я не считала его плохим, скорее, не разборчивым в отношениях, потому и не делилась с ним своими романтическими пристрастиями и интересами, хотя мы с братом были довольно близки и дружны. Прагматичный, прямой и жесткий в выражениях он не понял бы мои мечты и привычки. Лева и так удивился, что я невинность храню для любимого. Как оказалось, не для него хранила…

В шкатулке должны быть ножнички. Приоткрыла ее, но локоть неожиданно обожгло крепким прикосновением. Я дернулась, и содержимое, монетки, открытки и разная мелочь, посыпались на пол. Сверкающим разноцветьем расползлись по черному ковру.

Ренат так странно покосился на безделушки, так сильно сжал мою руку, что я невольно ойкнула.

– Сядь, – муж надавил мне на плечи и заставил опуститься на кровать. Присел рядом и взял из моих рук пустую шкатулку, отложил ее назад, надолго задержавшись взглядом на рисунке на крышке, провел кончиком большого пальца по ручному кружеву, поднял на меня взгляд. – Красиво. Бабушка делала? – он взял мою руку и, повернувшись к столику, двумя пальцами подцепил тампон, окунул его в вазочку с мутной жидкостью и коснулся полосы ожога. Защипало. Я процедила сквозь зубы воздух, вжала голову в плечи.

– Ты не ответила, – смачивая мои раны, он поворачивал ладони, обжигая теплом своих рук и тут же охлаждая влажным тампоном.

– Да, бабушка, – решила соврать, а то подумает, что я какая-то дикарка, а не дочь крупного бизнесмена. – В память от нее осталась.

– Мне нравятся такие, – Ренат помолчал, по-мальчишески заулыбался, – винтажные вещи. Они родные и теплые.

Я осторожно кивнула. Проследила, как он выжал ватку и, подсев немного ближе, взял мою вторую руку, приложил тампон к ожогу – левая рука пострадала сильнее, на ладони горели три полосы, сплетенные в одну, и малейшее движение вызывало жуткую боль.