Сильвейн Рейнард - Обещание Габриеля

– Мне пришлось оценивать размер по другим твоим кольцам. Но всегда можно подогнать.

Он коснулся кольца большим пальцем, проверяя, как оно сидит.

– Не могу поверить. Огромное тебе спасибо!

Она поцеловала Габриеля еще раз.

Габриель взял коробочки и ленты и положил на ночной столик. Выключил свет.

– Когда теперь кормить девочку?

– Скоро уже. Я будильник на телефоне поставила.

Габриель устроился под одеялом и привлек к себе Джулию.

– Потом разбуди меня, я сменю пеленки. И ты сможешь быстрее лечь обратно.

Джулия согласно промурлыкала и подняла руку, рассматривая кольцо в полутьме.

– Ага, а то я совсем без сил.

– Так спи тогда, – усмехнулся Габриель.

– А я теперь не хочу. Это все из-за фламинго.

Габриель засмеялся, жена тоже усмехнулась. Но смех стих, и Габриель смотрел в большие выразительные глаза Джулии. Что-то прошло между ними.

Он импульсивно перевернул Джулию на спину. Провел по бровям кончиками пальцев.

– Беатриче…

Когда их губы встретились, она вздохнула.

Электричество, возникшее между ними, не уходило. Габриель не торопился. Губы его отдавали дань поклонения ее губам.

Поцелуй становился все горячее, рука Габриеля гладила бедро Джулии через ночную рубашку. Он нежно дразнил ее языком, и Джулия застонала. Поощренный этим, Габриель продолжал этот танец, и губы его были тверды, настойчивы.

Его рука сдвинулась вверх, застыла над ее грудью. В глазах его был вопрос.

– Твой дар следует отпраздновать, – шепнула она. – Я по тебе скучала.

Габриель широко улыбнулся, его рука птицей порхала на ее груди.

Лицо Джулии слегка изменилось.

– Но еще рано. У меня грудь болит и там, вокруг разреза, и ниже – тоже.

Резко остановившись, Габриель опустил руку на матрас возле бедра жены.

– Прости.

Рука Джулии сместилась к его бедру и стала скользить вверх.

– Я могу тебе помочь.

Он перехватил ее запястье:

– В другой раз.

Поднеся к губам ее руку, он поцеловал бледную кожу, натянутую над синими жилками вен.

Джулия вздохнула с усталостью и досадой. Головой приникла к плечу Габриеля.

– Ты уверен?

– Уверен. Что я для тебя могу сделать?

– Ничего. – Она заставила себя улыбнуться. – Шесть недель – и я буду в порядке.

Шесть недель? Это что ж за адские мучения?

Габриель медленно моргнул. Где-то в глубинах памяти с повелительной интонацией Афины всплыли слова доктора Рубио, что с сексом необходимо повременить. Но тогда он еще не осознал, насколько это будет долго.

– Я бы обязательно, если бы могла, – извиняющимся тоном сказала Джулия. – Прости меня.

Этот серьезный тон отвлек его от воспоминания.

– Не за что тебя прощать. – Он нежно поцеловал ее в нос. – Ну-ка…

Габриель подсунул под нее руки и осторожно помог перевернуться на бок, спиной к себе. Сам прильнул к ней, запустив пальцы в ее волосы. Почувствовал, как от его прикосновений ее отпускает напряжение.

– Я тебе спинку почешу. – Его руки нежно скользнули по ее плечам, по спине. Кожа к коже, он ласкал ее. Встретив напряженную мышцу, разминал. – Как тебе?

– Потрясающе.

Она расслабленно лежала на матрасе.

– А так?

Он сосредоточился на ее правом плече.

– Ощущение приятное.

– Ну вот и ощущай, любимая. Я буду здесь. С тобой. – Он нежно, медленно, целомудренно поцеловал ее между лопатками, почувствовал, как дрогнуло ее тело под губами. – Я буду хорошим, обещаю.

Он знал ее тело. Знал, как сделать так, чтобы удовольствие охватило ее до самых кончиков пальцев. Но сейчас он хотел лишь одного – окружить ее заботой и чтобы она заснула.

Она тихо простонала, не открывая глаз.

Руки Габриеля спустились к пояснице. Он внимательно разминал ее мышцы, пальцы будто что-то шептали ее коже.

Дыхание Джулии выровнялось, и вскоре стало понятно, что она уснула.

Габриель продолжал ее ласкать, но уже легче.

– Твоя любовь лучше вина, – произнес он в темноте. – Никогда не перестану я желать тебя.

Последней лаской он поцеловал ее в плечо и осторожно положил руку на изгиб ее бедра. Вздохнул и поднял к небу печальные глаза.

– Даруй мне чистоту помыслов, Господи! Хотя бы на ближайшие шесть недель.

Тишину разорвал детский плач.

Габриель не сразу стряхнул сонную одурь – так пловец вырывается из-под воды на поверхность. Лежащая рядом Джулия перевернулась, слышно было, как она нашаривает телефон.

Она застонала.

– Уже пора? – спросил он хриплым, заспанным голосом.

– Еще час остался.

Джулия рухнула на подушку и прикрыла глаза руками.

– Я пойду.

Габриель откинул одеяло.

– Да нет, я справлюсь.

– Отдыхай пока, я посмотрю, что с ней.

Джулия медленно натянула одеяло на голову.

Габриель подошел к манежу, взял плачущую Клэр на руки. Когда он прижал девочку к голой груди, та затихла, но тут же начала снова.

Он быстро вышел в детскую, приговаривая и покачивая ребенка, но девочка продолжала плакать даже при включенном свете. Габриель не различал виды плача – пока что. Для него любой плач звучал одинаково, и он не мог понять, что хочет ребенок.

Он положил ее на пеленальный столик и распеленал, осторожно снял распашонку. Плач стал громче.

Шепотом успокаивая Клэр, Габриель убрал мокрый подгузник. Но даже когда он заменил его сухим и чистым, плач не прекратился.

Озадаченный Габриель одел ее и запеленал, взял на руки, приблизив к голой груди, и снова ребенок на миг затих, коснувшись его кожи. Девочка плакала, и Габриель, откашлявшись, попробовал запеть.

Плач не прекращался.

– Не так уж плохо я пою, – возмутился Габриель. – Мотива придерживаюсь.

Он запел громче, покачиваясь туда-сюда, как танцор. Когда кончились слова песни «Ты мое солнышко», он стал придумывать новые.

Он был уже готов отдать ребенка Джулии, чтобы покормила, когда случайно погладил волосы Клэр. Она перестала плакать.

Не желая искушать судьбу, Габриель оставил руку там, где она была, и стал петь дальше. Когда попытался убрать руку, ребенок заплакал снова.

Положил руку на место – младенец затих.

В сонной одури мозг Габриеля работал медленно, но наконец до него дошло, что ребенку холодно. Он достал лиловую вязаную шапочку, которую Клэр выдали в больнице, и надел ее на крошечную головку.

Девочка пошевелилась, закрыла глаза, щека – напротив сердца Габриеля.

Он перестал петь, но продолжал покачиваться.

Он боялся, что если вернуть Клэр в манеж, она опять заплачет. Да все равно Джулии скоро ее кормить. Пусть отдохнет еще несколько минут.

Притушив свет в детской, он сел в большое кресло в углу, поставив ноги на оттоманку. Клэр он держал возле груди, как в первую ночь в больнице.

– Понятия не имею, что я делаю, – прошептал он спящему младенцу. – Но обещаю выучить больше песен.