Юлия Флёри - Каждый сам за себя

Спустя несколько минут очкарик, еле переставляя ноги, показался на улице, отцепил от велостоянки потасканный байк, и, устремив взгляд к студенческой общаге, что находилась неподалёку, вяло покрутил педали. Круглолицый не вышел вовсе, он продолжил рассматривать ананасы, принялся подбрасывать в руках недоспелый фрукт манго и с тоской поглядывать на подпорченный виноград. «Собирается на свидание и очень хочет сэкономить» – догадалась Кира и, посмеиваясь над собственными страхами, побрела к дому.

Удобно устроившись на своём роскошном диване – мамином подарке, Кира укуталась в мягкий плед, выставив перед собой вино, распаковав конфеты. Почувствовать себя аристократкой так и не вышло. Вино в сочетании с какао горчило, конфеты же, наоборот, теряли свой изысканный вкус и походили на отечественную «Победу». Нужно было делать выбор, и он пал на вино, ведь конфеты точно не научились отключать мозг и стирать из памяти последние лет пять-шесть.

С блаженной улыбкой и бокалом густого красного вина Кира откинулась на высокий подголовник и расслабленно застонала, чувствуя, как тепло и нега разливаются по телу. Играла тихая музыка и так хотелось закрыть глаза…

Звонок в дверь застал врасплох. Двигаться она отказывалась категорически, но резкий раздражающий звук не прекращался, заставляя душу съёжиться, а лицо болезненно морщиться. Сетуя на свою неосмотрительность, Кира всё же «стекла» с дивана на пол, а уж только потом поднялась и направилась к двери, чтобы открыть её. Перед тем как щёлкнуть затвором замка, бегло осмотрела откровенный наряд, что не предполагал за собой приём гостей. Просторная трикотажная рубашка по типу мужской сорочки едва прикрывала задницу, а глубокий вырез бессовестно перетягивал внимание на себя. На пороге стоял Димка Сорокин. Его взгляд метал молнии, гневно раздувались крылья носа, а шея покраснела от напряжения.

Сорокин был пьян. И пусть ещё не нарушил зону её комфорта, не обдал горьким ароматом крепкого алкоголя, но в глазах уже угадывалась некая отрешённость, в кривой улыбке просматривалась нарочитая небрежность.

– Впустишь? – выдохнул он, подаваясь вперёд.

Кира с готовностью отступила вглубь квартиры и смотрела на старого друга с вызовом.

– Зачем пришёл? – резко выпалила она, как только Сорокин запер за собой дверь. Он бросил на Киру взгляд исподлобья и, наступая на задники, стянул опостылевшие туфли. При этом буркнул:

– Соскучился.

– Считаешь, что мне это интересно?

Сорокин показательно нахмурился, изображая мучительный мыслительный процесс, а в итоге пакостно оскалился и безразлично пожал плечами.

– А ты из принципа, значит, готова отказаться от порции отменного секса?

Кира улыбнулась. Откровенно и пьяно. Притянула к себе мужчину за ворот сорочки, спустила с его плеч пиджак и резко дёрнула за узел галстука.

– Так, я и не отказываюсь. – отчаянно прошептала она, чувствуя, как жадные руки мнут её шею, спину, ягодицы.

Она всем телом прижалась к жёсткой мужской груди и заурчала, точно кошка, от ощущения, как знакомо царапает кожу лица жёсткая щетина. Боль от столкновения со стеной, когда Сорокин навалился всем весом, Кира не стала предавать огласке. Она вызывающе закусила губу, и тут же опоясала его длинными ногами. Забавлялась мужским нетерпением, она подставлялась под грубые поцелуи, и соблазнительно стонала, чувствуя каменную эрекцию.

– Зачем ты пришла ко мне? – прошипел Сорокин, ощутимо сдавливая её горло. Кира, дразня и задевая за живое, блаженно закатила глаза.

– Чтобы ты вспомнил, как сильно скучаешь. – простонала она, чувствуя, как пальцы сжимаются на шее ощутимее, как кружится голова, как пересыхает во рту от ощущения липкого страха.

Сорокин ослабил хватку и нагладил покрасневшую от давления кожу. Нахмурился, пытаясь отдышаться.

– А сбежала…

– Чтобы ты догнал! – дерзко выкрикнула Кира, не позволяя опомниться. Прижалась промежностью к его паху. Плотно. И невыносимо медленно потёрлась о спрятанную под слоем ткани набухшую головку.

Сорокин простонал сквозь зубы, но не повёлся, сильно толкнулся в неё, царапая пряжкой ремня набухшую плоть. И не позволил откинуть голову, удерживая её лицо грубым захватом.

– Считаешь, я такой дурак?

Кира невинно обвела губы кончиком языка.

– Нет, но попробовать стоило.

Сорокин рассмеялся. Громко и зло.

– Чё-о-о-рт!.. – взревел он. – И знаю ведь, что тупо используешь. – презрительно выругался он, а Кира бестолково пожала плечами.

– Только не говори, что тебе это не нравится. – подмигнула она.

Было жарко и было больно. Было нестерпимо тоскливо и зашкаливало презрение к собственным поступкам. Но Кира продолжала улыбаться и соблазнительно потягиваться, демонстрируя идеальное тело. Сорокин поглядывал на неё не без интереса, наглаживая пятернёй округлую ягодицу.

– Ты будто бы поправилась, нет? – он недоумённо вскинул брови.

Кира тоже посмотрела на собственную задницу и видом осталась вполне довольна.

– Это меня не портит. – нахально заявила она и прикусила и без того истерзанную мучительно долгими поцелуями губу.

Сорокин задумался, но практически сразу согласился. Потом только посмотрел на Киру слишком серьёзно. По крайней мере, два голых тела, смятая постель и разбросанные по полу подушки не способствовали подобным взглядам.

– Я женюсь через четыре месяца. – проронил он.

– Жениться зимой? Что за вздор? – фыркнула Кира, но Сорокин глухо зарычал, перехватил её руку, что бессмысленно касалась его груди. Он больно стиснул тонкое запястье, отталкивая её от себя.

– Я тебе не об этом!

Кира лукаво прищурилась.

– М-м… что ж… прийти не обещаю, но на поздравительной открытке экономить не стану.

Сорокин посмотрел на Киру и невольно усмехнулся.

– Твоя проблема в том, что ты никого не любишь. – с сожалением заключил он, а Кира напомнила, что он об этом уже говорил. Соблазнительно приоткрыв ротик, она покачала головой, поражаясь невероятному утверждению.

Той ночью он так и не ушёл. А потом пришёл опять. Приходил снова и снова. Оставался на час, на два, на ночь. Потому что Кира не отпускала. Манила его своей неприступностью. И в жестокой мужской гонке, в нескромном желании стать победителем он всерьёз рисковал потерять себя.

Лето выдалось жарким, сухим. Ветер всё ещё гонял смешанный с песком и пылью тополиный пух, но особых хлопот он больше не доставлял. Оля, разочарованная очередными отношениями, зло щурилась и старательно глядела вдаль.

– И всё-таки все мужики козлы! – гневно выкрикнула она, но тут же осмотрелась по сторонам, боясь своими эмоциями напугать мирно гуляющих по парку граждан.