София Устинова - Рассекая лёд: Обжигая меня

Сразу захотелось смахнуть с лица то, что его так веселило. И я нервным жестом щекой повела, не желая привлекать внимания и уж тем более работать клоуном.

Тимур засмеялся без вульгарности и пошлости, как если бы его это просто забавляло. Ступил ко мне. Придержав за подбородок одной рукой, большим пальцем провёл по щеке. Осторожно, бережно и мягко. И ещё чуть сильнее.

– Есть влажная салфетка? – голос скатился на несколько тембров, приятно прогнал волну мурашек по коже и так зачаровал, что я уставилась в колдовские серые глаза с зелёными вкраплениями. Зрачки расширились, цвет изменился – потемнел, будто грозовые тучи небо затянули.

Я на миг выпала из реальности.

Он вообще был слишком близко ко мне! Непростительно! Непозволительно.

И НИКТО! Никто не смел такого делать!!!

Моё сердце билось в каком-то неуправляемом ритме. Удушливая волна сдавила горло. Да вообще я опешила от простоты парня.

– Никогда меня не касайся, – грозно отчеканила, готовая уже выставить наглеца из квартиры.

– У тебя детская травма? – швырнул мне мою же реплику, но только без колючести, которую я пыталась завуалировать равнодушием. Он выглядел весьма озадаченным, но руку убрал.

– Если и есть, тебя не касается! – повторила чётко, не сводя глаз с соседа. – Просто не трогай.

– А если будешь падать?

– З-зачем? – опять опешила.

– Ну как? – хмыкнул по-доброму. – Лёд, коньки – мы уже это проходили, – и опять так обескураживающе чисто улыбнулся, что и я непроизвольно усмехнулась, хотя совсем не собиралась. Словно на меня груз был. Давил невыносимо, а потом – бах, и свобода настала. Так хорошо и легко.

– Я больше не встану на коньки.

– Почему? – в голосе звучало неподдельное удивление.

– Потому что не моё.

– И даже если твой «кошель» пожелает? – вот сейчас в тоне насмешка с ожиданием промелькнули.

Я умолкла, взвешивая, стоило ли отвечать, но парень продолжал меня рассматривать.

– Надеюсь, он больше этого не сделает, – всё же озвучила мысль.

– А я надеюсь на обратное и в свою очередь пообещаю быть хорошим и покладистым. Помнится, ты сказала, что я могут быть неплохим тренером.

– Когда я это сказала?

– На катке. Ты даже улыбалась и как бы невзначай это обронила, – нарочито задумчиво нахмурился.

– Я была не в себе, – судорожно ковырялась в памяти, но такого момента вспомнить не получалось. Хотя, я и правда была как под гипнозом. Что-то ему отвечала, плохо соображая, что к чему и почему. Видимо, где-то в том пробеле моего здравомыслия и случился досадный инцидент.

– НЕТ! – качнула головой. – Никогда!

– И это вселяет надежду, – он меня обескураживал своим мальчишечьи очарованием.

– Всё, – жестом отрезала и пошла в туалет. – Располагайся и меня не жди, – уже одной ногой за порогом комнаты: – Надеюсь, напоминать не надо – по личным вещам не ползать!

– Даже не думал, – буркнул озадачено Тимур, ещё топчась возле столика. Мне реально было всё равно, где он там своё тело пристроит. У меня ремонт. Гости некстати! Напросился – пусть ютится, как получается, а не нравится – где выход найдёт!

И чтобы больше не влезать в полемику, дверь в коридор с туалетом, ванной и кухней прикрыла. Я тишину люблю!

Она мне, конечно, только снится, поэтому я по наученной методе погрузилась в творческую медитацию.

Это почти помогало. ПОЧТИ! Потому что, чёрт возьми, громкие звуки телевизора в мой мир не просто просачивались – они туда врывались, врезались.

А ещё настораживало, что пару раз к ним примешивались другие -Тимур гремит чём-то?! Прислушивалась, но ничего такого пугающего больше не слышала. Устав от рисования и вообще, я уже тут высиживала чисто на вредности, чтобы поменьше видеть соседа, отложила кисть, закупорила краски. Бегло посмотрела, что успела наработать за сегодня и, с чувством выполненного долга, пошла мыться.

Вот тогда мне реально грохот померещился. Я даже застыла, обращаясь в слух. Уже за этот час привычные звуки хоккейного матча и опять грохот. Вырубила воду, страшась заглянуть в комнату, где, судя по звукам, что-то тяжелое ворочали, если вообще не разносили мою разнесчастную комнатку по кирпичикам.

Как была, лишь завернувшись в полотенце, чуть ли не поскальзываясь, потому что толком не вытерлась, бросилась в зал, где и застыла в немом изумлении.

– Прости, – мило цыкнул Тимур. – Уже почти всё, – кивнул на собранную постель, которую в одиночку сдвигал на то место, куда я и планировала.

– Ты… – запнулась на мысли. Да и какая мысль?! Их столько, что одна другую таранили и я не могла ухватиться даже за хвостик самой нелепой и глупой. – Зачем?

А Тимур непосредственно так улыбнулся, оценив бегло мой вид, чем вынудил меня затянуть полотенце потуже.

– Уже всё, – беспечно плечом дёрнул. – А то спать на голом матраце…

– Меня устраивало, – шмыгнула носом и волосы мокрые с плеча на спину смахнула. – А откуда инструменты? – кивнула на открытый пластиковый ящик.

– В машину сгонял, – последним толчком постель к стене прижал.

Как это? Он успел сбегать за инструментом? Я не услышала. А ему было не лень?

– Спасибо, – это выдавила, ещё в раздрае. – Я скоро… – Заторопилась опять скрыться в ванной комнате.

Когда вернулась уже переодетой и с подсушенными волосами, Тимур сидел на небольшом диванчике, а ноги завалил на табуретку. Меня оценил бегло и опять в телик уставился, где продолжался хоккейный матч.

Со столика, который сдвинул под руку, взял орехов горсть и в рот отправил.

Тут я вспомнила, что давно не ела.

На скорую руку сварганила бутербродов, чайник взяла, чашки, сахар, заварку.

Только появилась на пороге комнаты, Тимур тотчас подорвался, помогая разместить съестное и посуду, но глаза от экрана редко отводил.

Мне уступил диванчик, а сам сел на табурет.

От еды не отказался. Ел так живо, что я невольно любовалась.

– Спасибо, – с набитым ртом, уже почти съев всю тарелку бутербродов, но ровно с началом рекламы на канале.

– Не за что.

Вот так, как–то по-домашнему мило и просто.

Слово за слово у нас завязался диалог.

Я постепенно уточняла моменты, которые совсем не понимала. Тимур терпеливо объяснял: почему свисток, кто нагрешил, кому досталось, кто неправ, кто хорош, кто не очень. О голах, потасовках, заменах.

Комментировал всё, что происходило на катке и трибунах.

Очень легко рассказывал и пояснял. Не кажу, что прямо-таки всё и сразу запомнила, но передвижения игроков, судей, тренеров, болельщиков становились всё более имеющими смысл.

А ещё меня поражало, как Тимур переживал. Всё горячее и даже матерился от души, руками махал, вскакивал. Я даже улыбаясь, начинала переживать за свою квартиру, как бы он не разгромил её в порыве чувств.