Кристина Майер - Строптивица и нахал

– А если Миланка будет несчастлива в браке? Ты об этом подумал?

– Осечки быть не должно, – нараспев произнес я, язык уже немного заплетался. – Но, если такое случится, дочь я заберу.

– Тогда зачем все это? Не пойму я тебя, Илья.

– Так не сразу же заберу, дам им притереться. Иван, не переживай, дочь обижать не позволю! Тимур пусть злится. За два года смирится, успокоится. Да и не будет он с ней воевать, перебесится. Она красивая, а с годами станет еще лучше. Думаешь, сможет устоять?

Сомнения друга налицо. Мне тоже сей факт покоя не давал. Надо было, конечно, на трезвую все взвесить, обмозговать. Но шанс представился такой, что не воспользоваться я им не мог.

– Милана знает, что за ней там будут присматривать?

– Нет. Зачем? Вань, ты меня удивляешь, кто о таком рассказывает? Она же тогда назло мне станет чудить, добавит только головной боли. Пусть спокойно учится. Смотри, не проболтайся.

– Обижаешь, – насупился он. Подняв рюмку, произнес: – Давай лучше выпьем.

– А давай!

– Но помни, я с тобой не согласен. Милана на Лену похожа больше, чем ты думаешь, ее нужно лаской брать. А твой Тимур истукан бесчувственный и жесткий. Ему такую же холодную бабу надо.

– Иван, вот поэтому ты и не женился! Неправильная у тебя философия. Этому роботу, как ты выразился, бесчувственному, нужен мозговынос рядом, чтобы он злился, смеялся, нервничал, переживал.

– Давай не будем спорить, лучше наливай.

Милана

Телефон, лежавший на кровати, вновь зазвонил. Машинально посмотрев на дисплей, подошла и перевернула экран.

– Не поднимешь? – спросила меня соседка по комнате и, по совместительству, лучшая подруга Соня.

Лучшей подругой она стала не сразу. Изначально мы с ней не поладили. Она относилась ко мне предвзято. Да, я, если честно, к ней тоже, мягко говоря, не очень дружелюбно отнеслась. Соня считала меня избалованной гадиной. Именно так думали обо мне русскоговорящие студенты. С чего такое мнение, понять сложно. В отличие от них, я жила в общежитии и старалась скромно себя вести.

Но, если ты не напиваешься регулярно в хлам, не дымишь как паровоз и не нарушаешь нормы и правила приличия, то ты не такая, как они, а это уже повод для злословий. Вот так, с подачи какого-нибудь идиота, ты становишься избалованной, зазнавшейся дрянью. И неважно, что ты для этого и повода не давала. Может, мое нежелание делиться своими проблемами, заниматься «дружеским сексом» и ныть под очередную бутылку спиртного делало меня в глазах соотечественников эгоисткой и высокомерной выскочкой? Не знаю. Да еще и успеваемость хорошая, что мне в плюс, конечно, не засчиталось.

Соня со своими предубеждениями очень меня разозлила. Или я просто срывалась на ней за всех? Первую проведённую вместе неделю в одной комнате мы даже не общались. Но тут свою роль сыграл случай. Я заболела, а Соня не могла пройти мимо и оставить чихающую, сопливую студентку с высокой температурой одну. Словно мамочка она принялась заботиться обо мне, не требуя благодарности. За эти несколько дней мы узнали друг друга немного лучше и, впоследствии, не расставались.

Легкая, веселая, симпатичная Соня стала мне очень близка. Иногда я завидовала ее уму, характеру, жизнерадостности. Обучение Сони не оплачивал папочка: она добилась всего сама. Выиграла грант на обучение в Англии. Ее родители не были бессовестно богатыми. Они содержали небольшой уютный ресторан на краю города. Вкусная кухня и демократичные цены позволяли им долгие годы оставаться на плаву.

Теперь я была не одна в этом большом и чужом мире. Я знала, что есть человек, который поймет и поддержит. За годы, проведенные в Англии, многое поняла. Перестала кичиться своим происхождением, чаще и вовсе скрывала, кто я такая. Отлично помнила слова Тимура, что я сама по себе никто, пока не докажу обратное.

Телефон продолжал трезвонить, бить по натянутым нервам тихой грустной мелодией. Посмотрев на Соню, отрицательно качнула головой, плюхнулась на кровать и прикрыла лицо руками.

– Хочешь, я отвечу? – как-то расстроено прошептала она.

– Желаешь услышать новую порцию угроз от Ильи Сергеевича? – невесело улыбнулась я, посмотрев на нее сквозь пальцы.

– Да ладно! Угрожает он тебе, а не мне. На мои хрупкие плечи ложится только все это терпеливо выслушивать.

Наконец-то телефон перестал звонить. Можно выдохнуть. Ненадолго, правда, через полчаса в комнате вновь раздастся знакомая мелодия.

– Что будешь делать? – подвинув стул, Соня уселась напротив. В этом вся она: при ее холодной, нордической, я бы сказала, красоте, быть доброй и мягкой. Переживать за близких людей, стараться помочь и поддержать. Она может быть просто рядом, но ты ощущаешь, что ей небезразлично все, что происходит с тобой.

– А что мне остается делать? Полечу на родину. Если через неделю не вернусь, все мои счета папенька заблокирует, а потом прилетит и за шиворот утащит домой. Второй раз номер с поступлением не пройдет.

– Лан, ну, сколько раз тебе говорить? Ты не обязана выходить замуж за этого Тимура! Ты уже взрослый, самостоятельный человек, возьми и откажись!

– Соня, ты моего отца не знаешь?! Он каждый день об этой свадьбе напоминает. Нам словно поговорить больше не о чем. Мне эти три года, что я украла у судьбы, еще аукнутся.

Соня рассмеялась, вспомнив, как мне это удалось сделать. О своем поступлении ей я поведала чистую правду. В первые два года обучения в колледже умудрилась отложить приличную сумму наличных. Ежедневно снимая с карты на расходы, экономила и откладывала. Не было постоянных покупок в бутиках, кучи брендовых шмоток. Вот так и удалось скопить денег, хватило для оплаты трех лет в университете.

Узнав о том, что я поступила, отец кричал, угрожал, но, в конечном итоге, не сразу, но все же сдался. Что было хоть и маленькой, но победой. Он сначала, конечно, заблокировал карты, вынуждая таким образом вернуться домой. Сдаваться не собиралась – пришлось искать подработку. После занятий я бежала покупать газету. А потом методично звонила по всем объявлениям и слышала в ответ, что уже взяли работника или я им не подхожу. Когда надежды уже не осталось, руки стали опускаться, мне наконец-то удалось устроиться работать официанткой в небольшое кафе. На расходы в это время денег практически не оставалось. Недальновидность сыграла со мной злую шутку.

Отец выжидал еще больше месяца, затем сжалился и разблокировал карту. Потом он еще долго удивлялся, почему я не кинулась сразу же тратить деньги. Папа был уверен, что у меня за это время скопились немалые долги. Не знаю кто, но некто ему настучал, что я официанткой работаю. Узнав об этом, отец не поленился прилететь и устроить скандал. Меня вежливо попросили уволиться. Долго я еще вспоминала чопорное лицо своего работодателя. На него впервые, видать, повышали голос да еще на непонятном ему языке. Он умудрялся повторять все матерные слова, что употреблял мой родитель, при этом глаза его становились все больше похожи на блюдца.