Злата Тур - Служанка

И опять спасибо бабуле! Если бы я не унаследовала от нее маленькую ладонь с пропорциональными ей недлинными пальцами, я б пропала. Мама, мечтавшая видеть меня звездой, слезами и стенаниями достала бы папу, и меня б, как бычка на заклание, послали бы учиться дальше в консерваторию. Но к ее великому сожалению и огорчению, церемонные манеры и аристократическую сдержанность мой организм решительно отторгал, как крайне инородное тело.

Что и говорить, ребенком я была совершенно неудобным, поэтому, чтоб хоть как-то это компенсировать, мне приходилось оберегать мамулю от всяческих потрясений. Я хоть и дочь своего отца, но в школу ходила не частную, просто хорошую с языковым уклоном. Каюсь, не всегда была эталоном благонравия, поэтому, как Вовочка из анекдотов, имела два дневника – один для того, чтоб гордились родители, и второй, который я им не показывала. Еще в начальной школе научившись подделывать подпись мамы, я тщательно оберегала ее хрупкую нервную систему. Либо природный талант, либо художка посодействовали.

Интересно, какие из моих навыков и умений могут мне помочь, если, правда, нас коснется безденежье? Как бы то ни было, раскисать себе я не позволила. Отца, если, действительно, все так плохо, нужно поддержать, мамулю соответственно, не расстраивать. Они такие разные, но я их обожаю. Они обожают друг друга и продукт этого обоюдного обожании – меня. Вот такие у нас были обожашки, пока не случились эти неприятности.

Ладно. Все узнаю, и будем решать вопросы по мере их поступления.

Заявившись домой, я обцеловала родителей и рухнула на свою кровать. После полета в эконом- классе я была уверена, что уже все знаю об этой жизни. Но жизнь… она оказалась, как матрешка. Думаешь – что все, вот она, последняя. Но черта с два, за ней есть еще и еще сюрприз.

И сюрпризы были таковы: папа не поладил с высоким чиновником, который натравил всевозможные проверки на фирму; потенциальные инвесторы, услышав о проблемах, отложили принятие решения о сотрудничестве в новом проекте, а нынешние отозвали свои активы. И это еще не все. Вот та самая маленькая, неразборная матрешка упекла отца в больницу в предынфарктном состоянии.

Этой последней матрешкой оказался старый, проверенный годами друг. Матвей Барковский. Много лет назад он сделал чрезвычайно добрый жест – занял огромную сумму денег без процентов под одну расписку. Отец вскоре раскрутился и вернул деньги, а у Барковского случился пожар в офисе, и расписка сгорела. Соответственно, о долге и расписке вскоре забыли, и как говорится, ничто не омрачало. А сейчас она неожиданно обнаружилась дома вместе с болезнью Альцгеймера у самого Барковского – он совершенно не помнит, что отец вернул ему деньги. А папа и не подумал свое время взять обратную расписку в том, что долг отдал сполна. Это были еще те времена, когда дружба являлась более надежным гарантом, чем нотариус.

История краха нашего благосостояния была мне рассказана вкратце, с опусканием, как понимаю, очень многих подробностей. Однако, и так было уже предельно ясно, что из букв «П», «Ж», «О» и «А» слово «Благополучие» никак не собрать.

На отца было больно смотреть. Осунулся. Под глазами мешки. Несмотря на то, что папа был бизнесменом, а значит, хватким, умеющим гибко реагировать на ситуацию, а иногда и пойти против правил, в душе он все равно оставался романтиком. Из тех, кто не глядя кинется защищать близких, для кого дружба – это как кровные узы. И сейчас его подкосили не проблемы, которые судьба отсыпала щедрой рукой, а именно подлость друга.

Пока мы еще имели возможность жить в своем доме. Барковский любезно предоставил нам два месяца на то, чтоб собрать деньги или подыскать себе новое дешевое жилье.

Своего родителя в размотанном в хлам состоянии я и застала в кабинете. Зная, что он там, я предварительно заварила ему травяной чай, набрала в пиалку меда и пошла разрабатывать стратегию.

– Па-а-ап, – протянула я, поняв, что отец погрузился в себя и только делает вид, что что –то подсчитывает, черкая в ежедневнике. – Я тебе чай принесла.

– Агуша, – черт, от боли, отраженной в его взгляде, у меня аж мурашки пробежали по коже. Мой сильный, уверенный, несокрушимый, как скала, Андрей Петрович смотрел на меня глазами побитой собаки. – Агуш, прости старика.

– Ну ты не заговаривайся! Ты у меня еще ого-го! Пап, все будет нормально. В крайнем случае, выйду за этого, сынка твоего Бричкина. Ему ж хочется красивую фамилию. Потом разведусь, подумаешь, делов-то.

Хотя делов –то здесь было более, чем достаточно. Как только появился на горизонте этот женишок, я тут же решила, что в универе доучусь заочно, а пока мне жизненно необходим благодатный воздух солнечной Италии и уроки вокала и живописи у мастеров, но никак не скорый брак с целью слияния капитала.

– Спасибо за чай, детка, но боюсь, этот вариант нам уже не подходит, – грустно покачал головой папа.

– В смысле. Пап? – удивленно зависаю на вопросе. – Вот сейчас было обидно! Мое образование, породистый экстерьер, какая-никакая родословная, творческая одаренность и ангельский характер уже ничего не стоят?!

– Агуш, к сожалению, образ завидной невесты выглядит несколько иначе. Мы же не сможем вращаться в привычных кругах. И честно, я не знаю, как быть. Даже оставив себе один магазинчик, мы не сможем пока платить зарплату продавцам.

– А моя специальность «Реклама и связи с общественностью»? Думаешь, не пригодится? Кассовым аппаратом овладею. Общаться с покупателями – тоже не проблема.

– Малыш, этим бизнес не спасешь. А ты, если захочешь, должна работать только там, где нравится. А вообще, лучше, как мама, заниматься домом и благотворительностью. В идеале.

Несмотря на трагичность ситуации, я едва не хрюкнула от смеха. Представив себя в роли моей маменьки на ужасно скучных мероприятиях, я тут же продемонстрировала это. Придав лицу максимум пафосности, чопорно задрав подбородок, я прошлась павою по кабинету, одаривая благосклонными кивками диван, шкафы, окна. И естественно, сопровождая репликами: «Будьте любезны», «О, ваш вклад бесценен», «О, Ваша щедрость не знает границ».

Папа не удержался и улыбнулся, на мгновение горькая складка расправилась.

– Какой же ты у меня еще ребенок! – от его взгляда, лучившегося любовью, мне тут же захотелось реветь. Сделав дурашливый реверанс, я наклонила голову, чтоб незаметно прикусить губу и не расплакаться.

Как же больно сейчас взрослеть! Словно бабочке, мне приходилось продираться сквозь плотный кокон, с отчаянием вытаскивая из него маленькие, склеенные, беспомощные крылышки.

– Дочь, ты у меня умница – разумница, но этого мало. Сейчас если все рухнет, ты будешь просто девочкой с улицы, у которой есть диплом. Знаешь, люди очень быстро отворачиваются от упавших. Закон стаи – слабых сжирают, – он горестно вздохнул и хотел еще что-то добавить, но тут кто-то поскребся в дверь.